После того как формальности были соблюдены, Джастин повернулся к Медди и сказал, словно они были в комнате одни:
– Поехали?
Когда карета остановилась, пятиэтажный особняк Шиллингемов ярко светился огнями и был полон гостей.
Медди позволила Джастину помочь ей выйти из экипажа, где также сидели остальные, взяла его под руку, и все направились к парадному входу.
Уитморленды были совершенно правы: дворецкий Шиллингемов и глазом не моргнул, когда представлял Медди. Когда они шли к бальному залу, Джастин где-то раздобыл букет сирени: скорее всего, Вероника припрятала в своем экипаже, – подал ей и прошептал:
– Чтобы сбылись твои мечты.
Сирень. Он вспомнил про сирень. Она прижала ароматный букет к груди, когда под руку с Джастином спускалась по лестнице в огромный бальный зал.
Время словно остановилось.
Джастин был прав: сбываются все ее самые смелые мечты. Медлин охватило ощущение полного счастья, когда она оглядела громадный зал, заполненный красивыми женщинами в сногсшибательных нарядах и привлекательными джентльменами во фраках. Отовсюду раздавался смех, горели свечи, звучала музыка и скоро должны были начаться танцы.
А еще всех ждали деликатесные угощения, множество самых разных закусок.
Все было именно так, как она себе представляла. И сегодня ей не надо было играть роль светской дамы. Она как гостья пришла под руку с самым привлекательным мужчиной в зале. Прикрыв глаза, Медди вдохнула просто волшебный воздух. Она запомнит эти мгновения до конца жизни.
Когда они дошли до площадки для танцев, Джастин повернулся к ней и поклонился:
– Позвольте вас пригласить, мисс Этвуд?
Она чуть заметно улыбнулась:
– Разве танцы не для женатых, одурманенных любовью дураков и пижонов?
Он взял у нее букет сирени и протянул Элизабет, которая будто нарочно стояла рядом, чтобы его принять.
– Я ничуть не погрешил против истины, – произнес он, предлагая ей руку. – Перед вами как раз один из одурманенных любовью дураков.
Медди пришлось сглотнуть ком в горле и потрясти головой, чтобы прогнать навернувшиеся на глаза слезы. По первым аккордам она узнала тот самый вальс, под который они танцевали в гостиной Хезлтонов.
– Тот же вальс? Это ведь не может быть совпадением, правда?
– Никоим образом, – ответил он с плутовской улыбкой.
Медди взяла его под руку, и он вывел ее на средину площадки для танцев. В голове у нее роились облака, а сердце было полно света, когда Джастин обнял ее за талию.
Раз-два-три… Раз-два-три…
Они кружились и кружились под сверкающими люстрами, когда зал наполняли звуки вальса, а сердце Медди – радость. Впервые за много-много лет внутренний голос, твердивший, что она слишком самонадеянна, наконец-то смолк. Она наслаждалась каждым мгновением танца.
Когда отзвучали последние аккорды, Джастин подвел Медди к столу с напитками и закусками, взял два бокала с шампанским и, кивнув в сторону дверей, что вели на балкон, спросил:
– Не хотите подышать воздухом, мисс Этвуд?
Медди могла лишь со счастливым видом кивнуть.
Они вышли на мягкий вечерний воздух, и ветер заиграл прядками вокруг ее лица, пока они под руку шли к балюстраде, а когда остановились, Джастин протянул ей бокал.
Медди пригубила шампанского и со вздохом сказала, подставив лицо ветру:
– Как я об этом мечтала!
– Не совсем об этом, – мрачно возразил Джастин.
Медди посмотрела на него:
– Ты о чем?
– Сомневаюсь, что ты мечтала пойти на бал с негодяем.
Медди сделала еще глоток шампанского:
– Как насчет извинений?
– Обязательно будут, – рассмеялся Джастин, взял у нее бокал и вместе со своим поставил на перила, потом прижал ее ладонь к сердцу. – Прости меня, Медлин. Этого недостаточно, я понимаю, но правда в том, что мне и в голову не приходило, что именно я окажусь тем, кто мог заслужить твою любовь или станет относиться к тебе как к сокровищу. И хотя я поступил как осел, мне казалось, что я делал все тебе во благо, когда отказал от дома. Тебя не стало, и я безумно тосковал.
– Тосковал? – выдохнула Медди.
– Каждую секунду. Потребовалось вмешательство сестры: это она указала, какой я идиот, и помогла прозреть. Если бы только мог взять обратно каждое свое слово после нашей первой встречи, я бы взял. Я бы начал с чистого листа: в первую очередь сказал, как много ты для меня значишь, а потом попросил бы выйти за меня замуж. – Он опустился на колено, продолжая держать ее за руку. – Сейчас я об этом прошу. Прошу простить меня за что, что вел себя как дурак. Прости за то, что выставил на улицу, за то, что предложил деньги, за то, что был распоследним трусом. Я не заслуживаю твоего прощения, не заслуживаю твоей любви, но каждый день провожу в надежде заслужить. Я безумно тебя люблю, Медлин, и понял, что просто жить без тебя не могу. Прошу тебя, скажи, что простишь и выйдешь за меня.
Глаза у Медлин защипало: ну надо же, как просто довести ее до слез. Прежде чем ответить, ей пришлось несколько раз глубоко вдохнуть.
– Я не хотела бы, чтобы ты взял обратно каждое свое слово. Ты сказал немало хорошего, и самое лучшее – что я единственная женщина, о которой ты можешь думать.
– Надо было в тот же вечер сделать тебе предложение: я уже тогда знал, что ты особенная, но повел себя как идиот.
– Нет, Джастин, ты не идиот. – Она медленно покачала головой. – Я не могла бы полюбить идиота.
– Это значит… – Его лицо расплылось в улыбке. – Что ты меня любишь?
Она подняла его с колена, обняла и прижала к себе.
– Будь я другой, просила бы тебя извиняться еще и еще, но я не могу. Да, я люблю тебя, Джастин, и да, конечно, я выйду за тебя замуж.
Он отступил на шаг и со всей серьезностью посмотрел ей в глаза.
– Мне нужно, чтобы ты знала: я прошу тебя выйти за меня не потому, что виноват перед тобой, или потому, что ты оказалась дочерью барона.
– Я это знаю, – ответила Медди. – И не согласилась бы, если бы думала иначе.
– Но мне нужно об этом спросить, любовь моя: почему ты не сказала мне, кто ты?
Медди сглотнула:
– Я не могла допустить, чтобы в свете узнали о моей работе камеристкой. Мне хотелось, чтобы Молли дебютировала в Лондоне.
– Но Генриетта Хезлтон это знала, – возразил Джастин.
– Да, знала, и при