Занавес…
Я более ничего не говорил. Я сам не помнил, как покинул особняк Ланских. Я медленно брёл по Остоженке. А потом я куда-то вновь мчался. Я хотел встретиться с Митей и рассказать ему обо всём. И только возле его дома я вспомнил о том, что Мити больше нет.
А далее для меня пошел второй круг моего персонального Ада. В Москву вернулся дядя. И он сразу же отправился на место моей новой службы. Он надеялся, что я спокойно и весьма толково прохожу свою практику в департаменте финансов. Но, каково же было его удивление, когда от моего начальника он узнал о том, что я на ней так и не появлялся. Начались долгие и нудные разговоры, выяснения и скандалы. К счастью, он довольно быстро уладил все дела в полиции и нашёл свидетелей, которые подтвердили мою непричастность к смерти Мити.
Господа, я весьма плохо помню весь тот период. В моей памяти сохранились лишь обрывки воспоминаний о тех событиях. Я помню, что присутствовал на похоронах у Мити и таращился на тот самый смокинг, в котором Митя лежал в гробу. Его обрядили именно в тот самый костюм, который я ему подарил. А я стоял и думал о том, что только в гробу Митьку причесали на правильный пробор.
А далее были вновь разговоры с дядей. Его крики и упрёки. Он уничтожал меня своими справедливыми словами.
– Я думал, что ты повзрослел! – кричал он. – Я полагал, что тебе можно доверять. Я считал тебя порядочным человеком. А ты опозорил меня перед всеми знакомыми. Ты опозорился в министерстве. Как ты теперь станешь там служить? И посмотри, на кого ты похож! Мне страшно показать тебя родителям. Отчего ты так исхудал? Ты разве ничего не ел?
В ответ я лишь обескуражено кивал. Мне нечем было ему возразить.
– В мусорных корзинах лежали обертки от этого гадкого порошка, – продолжал дядя. – Неужели ты не знал, Георгий, что этот порошок способен не только свести человека с ума, но даже убить? Ты думаешь, отчего умер Кортнев?
– От чего? – бесстрастно спрашивал я.
– Он умер от кокаина. Я разговаривал со следователем и главным прозектором. Так вот, они обнаружили в крови твоего друга какую-то гигантскую дозу этого вещества. Дозу, способную убить десятерых. Ты понимаешь, что он умер от этой гадости? От наркотиков?!
– Нет, дядя, Митя умер не от кокаина. Он умер из-за любви, – отвечал я.
– Что за бред ты несёшь? Скажи, это он приучил тебя к этому зелью?
– Нет, это я во всем виноват. Митя совсем не причем. Это я его научил.
– Молчи, малахольный паяц! Постыдился бы наговаривать на себя. Ты позоришь наш честный род. И особенно молчи об этом перед родителями.
– Но, ты же учил меня быть честным. Вот я и сказал о том, как оно было. Это я приучил Митю к наркотикам.
– Пошел вон, мерзавец! – кричал на меня дядя. – Скройся с моих глаз!
И я уходил в свою комнату. Спустя несколько часов дядя вновь появлялся передо мною, и, сменив гнев на милость, принимался меня утешать:
– С практикой в департаменте я вновь договорюсь, и ты выйдешь с понедельника на службу. Хорошо?
В ответ я лишь бесстрастно кивал, уставившись в одну точку на стене.
– Георгий, скажи, ведь дело не обошлось без женщины?
– Не обошлось, – соглашался я.
– Когда тебе станет легче, мы непременно подыщем тебе достойную невесту и женим тебя.
– Я не стану жениться, – твёрдо отвечал я. – Я люблю одну девушку… И буду любить её до самой смерти.
– О, ты снова бредишь? Ты все еще не здоров…
– Да, дядя, я серьезно болен, – соглашался я. – Отвези меня в Преображенскую больницу.
– Это же клиника для душевно больных.
– Я знаю. Но там мне сейчас самое место. Я серьезно болен рассудком, дядя…
– Ну, что за глупости. Ты втянешься в работу, и вся твоя дурь тут же пройдет. А насчет кокаина, я полагаю, что ты сможешь от него отвыкнуть. Доктор посоветовал тебе больше пить воды и разных морсов. Теперь я буду следить за твоим питанием и режимом дня.
Как и хотел дядя, в понедельник я вышел на новую службу. Помню, как толстый начальник с важным видом ознакомил меня с моими должностными обязанностями. Я помню, как он долго и нудно объяснял мне суть каких-то государственных циркуляров и показывал список документов. Я с важным видом кивал, но толком не понимал ни единого слова. Закончилась моя практика довольно быстро. Однажды мои сослуживцы обнаружили, как в совершенно пустом кабинете я разговаривал сам с собою. Сейчас я с трудом припоминаю суть тех галлюцинаций, которые посещали меня в те дни. Я помню только, что у себя в спальне, по утрам, я стал находить на подушке длинные рыжие волосы. И эти волосы казались мне весьма реальными. Я собирал их в ладонь и накручивал на пальцы…
А после мне вновь вызывали доктора. И это был уже психиатр. Он и поставил мне диагноз – «шизофрения». А далее, как не противился мой дядя, меня все-таки отправили в Преображенскую психиатрическую лечебницу на правом берегу Яузы. Ту самую лечебницу, что располагалась на Матросской тишине. Это был весьма милый дом с фронтоном и пилястровым портиком в центре. Это место было знаменито еще и тем, что именно оттуда, еще в прошлом веке вещал один юродивый пациент-провидец, которого звали Иван Яковлевич Корейша. Он прожил там около пятидесяти лет, и в те годы выстраивались толпы желающих, получить у Корейши новые предсказания.
У стен «доллгауза»[19] тянулись вечные очереди, состоявшие в основном из женщин. Но это – предмет отдельного повествования.
По просьбе дяди, мне отвели в этой клинике отдельную палату. Теперь меня наблюдал один известный в Москве психиатр. Я не стану называть его настоящее имя. Назову его лишь условно – доктор Михаил. Это был очень умный врач. Было ему в то время чуть более сорока лет. Это был высокий мужчина с чеховской бородкой и точно таким же пенсне, что и у знаменитого писателя. Но доктор Михаил отличался от прочих докторов еще и тем, что помимо медицины, он был сильно погружен в религию. Это был очень воцерковленный человек. И часто, помимо чисто медицинских манипуляций, он очень трепетно и умело врачевал пациентам измученные души. То же самое случилось и со мной.
Как и всем прочим больным, он назначил мне какие-то порошки и микстуры, а после