До утра у соседей перекантовались. Хоть паспорта при нас остались, да метрика Петина. Денег в сумке почти не было, кошелек с мелочью, остальные деньги сгорели в шифоньере. А пальто мама вытащила мое старое со школы, я в нем в уборную бегала, да еще ухватила Васину фуфайку. Вот с этим добром, в чужой одежде да с Петей маленьким в одеяле мы к тете Ане и приехали. Обняла она нас и заплакала. «Чего добра жалеть, главное, сами живы».
Васе на работу сообщили, он из поездки к нам прямо сюда приехал. Только отца он в Толмачево хоронил, Марченко не отказали ему. Гроб, правда, в дом не заносили, во дворе ставили, зато вся улица могла проститься. У нас там, примерно как здесь на Московской, было семь домов таких дружных соседей. А на восьмом месте школа стояла маленькая. Улица называлась Школьная. У Зины и поминки отвели с соседями. И остались мы в этом доме. Ваша семья к тому времени полгода уже в Москве жила. А из Москвы не наездишься. А тут – сестра, хоть и двоюродная, да близкая, росли вместе. Тетя Аня довольна была, что мы тут жили, часто говорила: «Как хорошо, Тася, что на старости лет мы опять вместе».
Страховку за полдома мама получила, да на новый дом не хватило бы. Немного на одежду потратились, а остальные она берегла. Уже к весне ясно стало, что Анна Петровна сильно хворает. Худела она, таяла, как свечечка, а потом слегла. Ухаживали мы за ней, но не было и в мыслях, чтобы дом даром просить, хотели купить у твоего папы, когда унаследует. Дом хороший, просторный, крепкий. В тот год, как тетя Аня умерла, крыша начала протекать. А как Коля нам дом отписал, так мы железную поставили, вот эту.
При последних словах она показала вверх, и словно в подтверждение, раздался грохот ног по железу и шелест сползающего по крыше пласта снега. На мгновение свет в окне померк, закрытый снежной занавеской.
– Катя, я и про крышу, и про пожар уже третий раз слышу.
– Прости, Марина! Мне легче про пожар вспоминать, чем думать, что может означать эта фотография. Получается, что Рукавишников этот не зря кричал, что не убивал. Ведь Михаил мог в живых остаться, только если сам все подстроил, сам и деньги взял, сам кого-то в свою машину засунул…
– Ну, не надо всякие ужасы придумывать! Даже если есть сходство, надо сначала все проверить.
– А как? Не в милицию же заявлять! Мы даже Пете не говорим, что его родной дядя, возможно, – преступник. Вася вообще сначала ругался на меня, что глупости, потом отмалчивался, а потом вдруг сказал: «Хорошо бы с Маришей посоветоваться, вон она какие истории распутывала». Марина, помоги, посоветуй, что нам делать?
– Тетя Катя, я вам с ходу несколько вариантов могу подбросить, в том числе, что Михаил, даже живой, ни в чем не виноват. Разделим эти преступления, и сразу видно, что Рукавишников мог только толкнуть свою девушку, что привело к ее гибели, а Михаила даже не трогать. Возможно, он об этом он и твердил. Допустим, по дороге в Дупленку какой-то попутчик попросился к Михаилу в машину. Народ был тогда бесстрашный, он его взял. Это оказался бандит, оглушил Михаила, раздел и выбросил из машины. А сам не справился с управлением, перевернулся и сгорел в машине. Михаила подобрали и доставили в больницу, полураздетого, без сознания. Документов нет, память потерял. Его никто не ищет, считают погибшим.
– А в какую больницу? По нашим, наверное, проверяли.
– Может, в соседнюю область? Где эта Дупленка, не рядом с границей?
– Марина, ты – как в воду глядишь, все видишь! Совсем рядом – Томская область. Эта Дупленка – на север от города, там кедровый лес, поэтому и филиал сделали, чтобы кедровые орехи у населения закупать. Да, а еще какие у тебя варианты?
– Что этот сват в жизни вовсе не похож на Михаила. Это – второй. А если даже похож – это случайное сходство, так бывает в природе. Это – третий. Или даже он – незаконный сын Василия Даниловича, и в этом тоже Михаил никак не виноват. Это – четвертый.
– Ой, Марина, у тебя голова светлая, вся – в Колю. Я буквально места себе не находила, а ничего из этого не могла придумать. Как бы нам все-таки проверить, Михаил это или нет?
Хлопнула входная дверь, это вернулись Петя и Мишутка. Тетя Катя испуганно вскочила. «Ну, и конспиратор! – усмехнулась про себя Марина. – Нельзя же отпрыгивать же друг от друга с видом застигнутых преступников». Она жестом усадила тетю на место и, как будто продолжая разговор, спросила:
– А Вы, когда в роддоме были, слышали историю про жену нового русского, которая отказалась кормить грудью своего ребенка, чтобы фигуру не испортить? А бедная мать-одиночка пожалела ее ребенка и стала кормить вместе со своим. Так папаша забрал из роддома одиночку с двумя детьми, а жену бросил.
– Конечно, слышала, – с готовностью подхватила тетя Катя, – только в мое время это была жена офицера. А маме моей в роддоме про жену директора завода рассказывали.
Тетя Катя успокоилась и вполне естественно, словно только что обратила внимание на вошедших, спросила:
– Ну, как погуляли, не замерзли? Иди, Мишутка, я тебя раздену. А ты, Петя, помоги отцу, а то скоро обедать будем, а ему еще целая сторона осталась.
Мишутка, скинув валенки, подбежал к бабушке, она споро освободила его от теплой одежды и поцеловала в румяную щечку. Мишутка звонким высоким голоском радостно пересказывал свои впечатления, но Марина плохо понимала его речь и только улыбалась и кивала. Пока Петя усаживал Мишутку смотреть мультики про «смешариков», потом переодевался в рабочую одежду, они