– Этот сват, сколько ему лет, хоть примерно?
– Он значительно моложе Галины Леонидовны, но его внуку – восемнадцать, значит ему не меньше, чем пятьдесят четыре-пятьдесят пять.
– А здесь на левой щеке, это что за пятнышко, родинка?
– Да, круглая, выпуклая, темно-коричневая. А Вы его разве знаете?
– Может быть, и знаю. Вернее, знала раньше. Но ты никому не говори. Обещаешь?
– Обещаю, теть Кать. Я что-то не пойму: что не говорить и кому не говорить?
– Никому не говори, а главное – Пете. А то у него могут быть неприятности на работе.
Марина совершенно растерялась. Как это фотография, сделанная на семейной вечеринке в московской квартире, может повредить карьере следователя новосибирской прокуратуры?
Катя начала рассказывать издалека.
– Видишь ли, Марина, у Васи был старший брат, Михаил. Я его хорошо помню, мы же с ними жили по соседству в Толмачево. Я говорила тебе, мы, Буйничевы, в соседях были с Кривощековыми: они в одной половине дома, а мы в другой. Михаил работал директором в «Коопторге». В семьдесят пятом году, в марте, он погиб. Его убил бухгалтер того же магазина, по фамилии Рукавишников. Сам хотел скрыться, деньги из кассы выкрал, но не успел, его арестовали. Потом был суд, он не сознался, но ему дали пятнадцать лет. На суд родители мои ходили, а мне не разрешили, мне еще шестнадцати лет не было. Там еще была история с двумя девушками. Он с ними двумя гулял, на одной решил жениться, а вторую убил. Адвокат доказывал, что нечаянно: они ссорились, и он ее слегка толкнул, а она упала и сама ударилась виском об угол сейфа. Сам Рукавишников ни в чем не сознавался, говорил, что это все кто-то подстроил: деньги не брал, девушку пальцем не трогал, машину не поджигал.
– Какую машину?
– А я не сказала? Тело Михаила нашли сгоревшим в его машине, одни ботинки уцелели. Он поехал в Дупленку, в филиал «Коопторга», чтобы убедить Рукавишникова вернуть деньги в кассу. Так свидетели из магазина показали: утром Рукавишников уехал на казенной машине, а в обед Михаил – на своей легковой. Вот по дороге они и встретились. Что меж ними вышло, неизвестно, только Рукавишников живехонек вернулся, а от Михаила – одни ботинки уцелели.
– И как же его поймали? Он, наверное, в бега кинулся?
– Нет, дома был, с родителями.
– Ну и ну! Может, убийцей вообще был какой-нибудь бандит, беглый заключенный, который убил Михаила, а Рукавишников ни сном, ни духом не знал про это.
– Так ведь он еще раньше свою девушку убил, хоть и нечаянно, а потом деньги украл, чтобы сбежать. Она ему письма писала, требовала, чтобы женился, не вздумал увиливать, он ее убил, в казенной машине вывез и на дороге в сугробе спрятал.
– Стоп, тетя Катя! В каком сугробе?
– По той же дороге на Дупленку. Там есть место такое, глухое, безлюдное. Когда обгоревшую машину с телом нашли, стали вдоль дороги прочесывать, наткнулись на нее, а так бы неизвестно, когда и кто нашел бы. А как стали машину проверять, нашли в кузове следы крови и сережку ее. А в магазине в столе – письмо, за ящик завалилось.
– Ужас какой! Что же он так не хотел жениться на бедной девушке, она что, такая страшная была?
– Вроде нет, но он заявление уже с другой подал. Эту его невесту все наши запомнили. Красивая девушка. Она на суде все время была, сидела тихо, как мышка, рядом с родителями Рукавишникова. А когда приговор огласили, она как окаменела лицом, встала и пошла из зала. Он ей кричал: «Аля! Я не виноват!» А она не оглянулась. Мне Вася об этом рассказывал, он-то ни одного раза не пропустил, ведь это убийцу его брата судили.
– Все равно, тетя Катя, не пойму, зачем Вы эту историю рассказываете?
– Марина, этот сват на фотографии на Михаила похож, у него такая же родинка была. И возраст сходится: пятьдесят семь.
– Что?! Из-за такой ерунды Вы ночами не спите, меня из Москвы зазываете? Фотография ничего не значит! Меня, например, здесь вообще трудно узнать, а Маша стала рыжая. А я уж думала, правда, что-то серьезное. Тетя Катя, успокойтесь, тридцать лет прошло! Откуда Вы знаете, как бы выглядел Михаил через тридцать лет?
– Марина, ты не думай, что я ненормальная. У нас после того пожара, когда мы, в чем были, ночью на улицу выскочили, не осталась фотографий. Но наша свадебная сохранилась в альбоме у тети Ани, твоей бабушки. Вот, я приготовила тебе для сравнения. Смотри, похож?
Катя приложила к журнальной странице черно-белое свадебное фото из ЗАГСа. Мужчина рядом с женихом был удивительно похож на свата Галины Леонидовны. «И возраст примерно одинаковый».
– Это отец Михаила и дяди Васи?
– Да, Василий Данилович. И Вася тоже считает, что очень сильное сходство, – она показала рукой наверх, как бы призывая работающего на крыше мужа в свидетели, и в ответ за окном пролетел ком снега.
Марина сравнивала снимки и не могла не согласиться:
– Да, похож. Мне кажется, что и дядя Вася тоже на отца похож, но не сильно.
– Да, это как-то с возрастом стало проявляться, а раньше Вася был вылитая мать: рост средний, волосы русые, лицо широкое, простое. Но всегда было видно, что они с Михаилом – братья. Хотя Михаил был красавчик, высокий, черненький, нос такой точеный. И по женской части – ходок. Только мне всегда Вася больше нравился: добрый, надежный, работящий.
– А где мать?
– Да вот она.
– Какая-то она сильно старая.
– Болела она тогда сильно. Для матери был один свет в оконце – Михаил. Она очень по Михаилу тосковала, все во сне его видела, сердце у нее и не выдержало. Только-только дала нам свадьбу справить – и умерла. Внука не дождалась. А свекор мой стал сильно выпивать. При Васе еще крепился, а как он уедет – пил. Да еще и курил в постели. А мы жили, я говорила, в одном доме, на две половины разделенном, соседями были. С самой свадьбы мы к маме моей пошли жить. Вася и то говорил: «У тети Таси характер лучше». А уж с маленьким Петей мне тем более было удобно при маме. Но ходила к свекру проведать, прибраться, да еду носила. А еще Зина Марченко его проведала, какая-то дальняя родня, наискосок через дорогу жила.
В ту ночь Вася в поездке был, а