Этот, сидящий на пороге моабитской тюрьмы, чем-то мне напоминает того немца. Странно похожее лицо. Лысеющий немец… Только этот потрёпанный, небритый и драный. И, пожалуй, постаревший.
Но, конечно, это был не тот, другой. Только похожий.
Того мы отвели в овраг».
Конечно, эту прозу писал поэт. Прозаик написал бы иначе. Другим дыханием, другой фразой. Но нам теперь важно всё: именно это дыхание и именно эта фраза. Потому что — и это определяет всё — написанное принадлежит тому самому старшему лейтенанту Субботину, который вошёл в населённый пункт Берлин вместе с передовой ротой и видел, как «с выходом роты на окраину населённого пункта солдат метнул гранату…» К особенному ритму прозы Василия Субботина, к частым повторам слов и целых фраз не сразу привыкаешь. Придирчивый редактор, пожалуй, в два счёта выправил бы многие фразы, убрал повторы. На то он и редактор. Но, вчитавшись, вскоре начинаешь понимать, что повторы необходимы для усиления акцента. В самых важных местах автор не просто берёт читателя за руку, но порой ещё и дёргает. Повторы здесь — как в стихах. И вскоре привыкаешь, понимая: нужны.
И вот снова описания берлинских дней. Новая встреча с комбатом, к которому ходил на плацдарм во время прорыва, «когда его там контратаковали». Красное вино, которое комбат щедро наливал корреспонденту дивизионки и которое сияло, пропуская пламя огня коптилки… Гибель редактора, капитана Белова, и водителя Мити, которых обстреляли фаустники в тот момент, когда редакционные остановились, чтобы спросить у них (фаустники были в гражданском), как лучше проехать, чтобы не заплутать… И среди прочего вот эта фраза, в которой, быть может, заключена вся солдатская философия войны в её итоговом проявлении: «К смерти, к крови, нельзя привыкнуть. Это нечто такое, что слишком серьёзно даже на войне… Скольких я перехоронил! И всякий раз осознаёшь это заново…»
Во время штурма Берлина погибло много бойцов и командиров Красной армии. Тысячи! Кого тут винить? Командиров? Но гибли и командиры. Штабы? Но штабы спланировали и провели операцию блестяще, в любом случае, значительно лучше, чем немцы под Москвой в 1941-м. Есть сторонники того, что Берлин не надо было атаковать вообще. Всякий мнит себя стратегом…
А может, и Варшаву не стоило атаковать? И Прагу? И Ленинград, и Москву стоило бы сдать?..
В дивизиях первого эшелона потерь было много. Немцы и их союзники продолжали драться за столицу Третьего рейха с упорством обречённых. Упорство не покидало и атакующих: дело надо было доделать до конца.
В 1960-е годы Василий Субботин снова вернулся к берлинской теме. В книге «Как кончаются войны» появился цикл «Рассказы шестидесятого года»: «Дороги», «Серое здание», «Полковник Берест», «Немногие знают…», «Встреча», «Забытый солдат» и другие.
Из рассказа «Серое здание»:
«Когда наступил рассвет, все, кто был в доме Гиммлера, подошли к окнам, надеясь увидеть рейхстаг. Но ничего не увидели: мешало какое-то здание.
Неустроев тоже глядел из-за подоконника. (Окно в подвале было высоко.) Он видел немногое. Справа — деревья парка, ещё голые, тёмные. Тянет апрельской влагой, прошлогодним прелым листом. Слева виден ров. Ещё не совсем рассеялся туман. С крыши капает… Неустроев увидел и это четырёхугольное невысокое здание, также прикрытое деревьями. Здание ему показалось не очень большим. Правда, над ним купол и башни по бокам, но ничего особенного оно собою не представляет.
Бойцы, столпившиеся тут же, были озадачены. Там, где ждали увидеть рейхстаг, никакого рейхстага не было.
Но другой комбат — Давыдов — сказал, что из подвала плохо видно, и повёл командиров наверх. Осмотреться. Оттуда им яснее будет, как действовать дальше.
Они поднялись на два этажа и стояли, прячась за косяк. От Шпрее ещё наползал туман. Насквозь промокший парк был пуст. И было тихо. И тут увидели то, чего раньше не могли рассмотреть, — увидели, что площадь вся изрыта траншеями… Увидели бронеколпаки на углах, танки. В глубине парка — самоходки. Афишная тумба. Ещё какое-то сооружение, похожее на трансформаторную будку, вероятно, укреплённое. Кроме рва впереди был ещё канал, заполненный водой. Да и это здание с башнями отсюда, с высоты, выглядело внушительнее, не то что из подвала, когда первый этаж был скрыт…
Прибежал связной. Неустроева вызывали. Комдив Шатилов[7] запрашивал, почему он не наступает.
“Товарищ ‘семьдесят семь’! Мешает серое здание”.
“Постой, постой… Какое здание?”
“Прямо перед нами! Буду обходить справа”.
Неустроев, лежавший у телефона в углу подвала, и комдив у себя на НП, в Моабите, оба склонились над картой…
Пришёл командир полка. Зинченко. Он разместил свой штаб за рекой — рядом со швейцарским посольством.
“Что тебе мешает? Давай карту”. Они вымеряли и прикидывали. Мост Мольтке… Шпрее… Дом Гиммлера…
“Неустроев! Да это — рейхстаг!”
А ему и в голову не приходило, что это четырёхугольное серое здание, этот дом перед окнами (до него так близко!) и есть тот рейхстаг, к которому они стремятся. А ему казалось, что до рейхстага ещё надо идти и идти.
Над ребристым его куполом была площадка, и на ней — шпиль. Перед фасадом — густые, готовые вот-вот распуститься деревья — не обломанные и не обожжённые…
Но видели это лишь немногие, и лишь этим ранним утром. Через час началась артподготовка, по рейхстагу ударили “катюши” и орудия — дальние и прямой наводки, и он мгновенно стал таким, каким у нас его знают по снимкам, появившимся после войны».
Потом ударные группы 150-й Идрицкой стрелковой дивизии и группы других частей и соединений начали штурм. В каждой из атакующих групп был свой флаг, штурмовой флажок, который выставляли в окнах захваченных этажей или домов. Всем хотелось установить свой символ победы над главным зданием «логова». Потом в историю со знаменем Победы над рейхстагом вмешаются заинтересованные люди и обстоятельства и историю эту так запутают, что придётся переписывать задним числом некоторые документы, в том числе и боевые. Так что богине истории тоже порой подкрашивали губы, чтобы выглядела сообразно обстоятельствам…
Василий Субботин, конечно же, вынужден был играть по тем нотам, которые были утверждены в верхах. Но правду рассказал. Рассказал и о первом солдате, который первым донёс знамя Победы до рейхстага и был убит на его ступенях пулемётной очередью. Младший сержант Пётр Пятницкий (рассказ «Забытый солдат»). Рассказал, какой тяжёлый бой произошёл в рейхстаге и вокруг этого серого здания. Из рассказа «Немногие знают»:
«Немногие знают: после того как мы водрузили знамя на рейхстаге, бои в рейхстаге шли ещё два дня