— Афиеть, брат, давай я, — говорит командир и начинает жгутовать у основания бедра. — Братан, как же так?
— Ай, бл*ть!
Жук извивается на земле, не хочет стонать от боли. Сжимает зубы, берёт себя в руки, но всё равно пытается обнять раненую ногу и посмотреть место увечья. Вместе с тем не теряет рассудка, пытается вколоть промедол.
— Держаться! — говорит Тарзан. — На колокольчик наступил? — в рацию: Трубач! Трубач Жуку. Трубач-Трубач! Жуку!
— Где твоя рация, брат? Забирает её у раненого, начинает в нее посылать знак бедствия: «Трубач, Трубач Жуку! Трубач, Трубач Жуку!»
— Так, промедол, Вова, вкалываю?
Тем временем рация ожила: «Вы где? На приёме».
«Выдвигайтесь к мотоциклу, где мотоцикл. Я тут лежу. Трёхсотый»
«Тяжёлый! Тяжёлый трёхсотый!»
— Братан, коли уже, не могу!
— Не смотри, только не смотри!
— Здесь я, пацаны! Триста! Триста! Выходите. Двести метров, двести метров от вас! Тяжелый! — кричит раненый.
— Бежим, бежим, бежим!
Тем временем командир оказывает первую помощь:
— Как так-то? — не понимает Жук.
— Всё нормально, братан, — успокаивает его Тарзан.
— Война закончилась для меня теперь.
— Всё хорошо.
— Не, не сюда, не сюда. В другую сторону надо было колоть. В противоположную колоть, брат, надо было, — говорит Жук с оторванной левой ступнёй. В левую руку вколол укол командир.
— Я сейчас постреляю в воздух. Мы в поле, в поле.
— Тихо, тихо — говорит он Жуку, начинает потихоньку снимать то, что осталось от берца. Развязывает шнурок:
— Тихо, брат. Тихо-тихо-тихо, не шевелись.
— Парни! Парни! Тут мы, тут, парни!
— Тихо-тихо-тихо, не шевелись только, пожалуйста, — осторожно снимает ботинок.
— Не снимай его.
— Не снимать? Надо забинтовать ногу.
Но тут уже подбежала эвакуационная группа.
— Парни, быстрее. Аккуратно только, аккуратно. Аккуратно, под ноги только смотрите!
Два человека с носилками приближались к раненому. Между ними уже расстояние в несколько метров.
— Промедол не понял он, он сам себе вколол, — объясняет им командир.
— Давай, давай сюда иди.
— Тихо-тихо, подожди, ногу забинтовать надо, — не унимается Тарзан.
В метре от головы Жука взрывается еще одна мина. Черный дым и крик:
— Ааа! Сука! Нога — один из группы эвакуации тоже подорвался.
— Еще один, блин!
И снова душераздирающий крик боли:
— Аааа!
— Быстрее уколи его! — кричит Тарзан второму эвакуатору.
— Где рация-то?
— Нога! Аааа!
— Давай быстрее! Ааа!
— Ребята, сюда! Куда вы пошли-то обратно?
— Аааа! Больно! — не унимается второй раненый.
— Коли-коли! Промедол у него бери!
— Трубач! Трубач тоже! — кричит он уже в рацию. — Трубач триста! Трубач триста тоже!
— Перетягивай ногу мне!
— Быстрее жгутуй, жгутуй!
— Давайте, пацаны, навстречу идите кто-нибудь! — говорит командир.
— Мне не вкололи, видимо, не вкололи — бормочет Жук.
— Я тебе уже нефопам вколол — отвечает Тарзан.
У первого нет половины стопы, у второго раздробило ногу, но она на месте.
— Нога на месте, Трубач, не ссы.
— Сука, жена ругаться будет.
— Это колокольчики, внатуре.
В итоге никто из эвакуационной группы больше не пришел. Целые принимают решение нести раненых по одному в блиндаж. А остальные отправляются дальше на задание.
Я шел предпоследним. За мной совсем еще мальчишка, который вышел на свое первое боевое задание. Зовут Алмаз. Смешной малый, только отслужил срочку и убежал на СВО. Он цыган. Барон сказал, что нужно жениться, но жениху не понравилась невеста, вот он и удрал из дома.
В ушах всё еще слышался крик Трубача. И вдруг снова взрыв. Сзади.
Оборачиваюсь, а Малого не видно. Слышу его крик и вижу последствия нового взрыва. Мина. Всё вокруг белое, как будто туман. Наша группа идёт вперёд, я принимаю решение оттащить Алмаза в кусты и оказать ему первую помощь.
Почти наощупь нахожу Малого:
— Что у меня там? Что с ногой? — спрашивает он.
— Потерпи, всё хорошо будет, — отвечаю я. А сам вижу лишь месиво из мяса и костей.
Беру его на руки, выношу подальше от того места. Пока он вызывает эвакуационную группу к нам, ищу его аптечку, но в темноте не могу найти.
— Где аптечка, Малой?
— Там, — показывает он рукой на место взрыва. — И автомат тоже там.
— Твою мать!
Мне ничего не остается, как снова идти на это поле. Белая пелена почти рассеялась, я быстро побежал за оставленными вещами. Взял аптечку, автомат, побежал обратно …снова взрыв! Теперь и я трёхсотый.
Вся жизнь пробежала перед глазами, потом пришла в голову мысль, которую я сразу попытался отогнать. Не хочу думать о том, что я калека, на мне же всегда, как на собаке.
Быстро наложил жгут себе, вколол лекарство, через боль пополз к Малому, который к тому времени уже притих.
— Живой? — спросил его.
Он утвердительно кивнул. На разговоры не было сил. Я бинтовал ему ногу, чувствовал, как с каждой минутой слабею. Кровь так и не остановилась.
Оказав первую помощь, позвав по рации эвакуационную группу, мы легли рядышком, пытались тормошить друг друга, чтобы не заснуть. Очень боялись, что не дождемся спасателей и вытечем. Оба понимали, что теперь мы больше, чем просто товарищи. Теперь мы братья. По несчастью и по жизни.
Лежали на заледенелой земле, прижимались друг к другу, потихоньку умирали. Понимали: вокруг минное поле, сейчас наша жизнь не так важна, как жизнь других ребят. Если встанет вопрос спасать нас или осколочных подальше от мин, спасут осколочных.
Тишину нарушали лишь наши разговоры и дроны. Они летали в небе, искали нас. Один нашел. Пролетел мимо пару раз, потом резко начал спускаться, хотел, видимо, проверить, живые или мертвые.
Мы даже не дернулись. Сковал страх за свою жизнь, беспомощность: уже не могли пошевелиться. Рассказывали друг другу о своей жизни на гражданке, о тех, кто нас ждёт, как крепко мы обнимем их, когда вернёмся. Ко мне по очереди приходили мама, брат, Анюта, Санька, что-то сладостное заволакивало меня, уносило вдаль от этого места. Малой в эти моменты шептал мне требовательно на ухо: «Сега! Сега! Ты жив? Будешь свидетелем на свадьбе?», я возвращался к реальности. Эти двенадцать часов показались нам адом. За двенадцать часов мы несколько раз умирали, теряли силы, надежду, желание жить. Но мы смогли. Оба.
Сначала пришла одна группа нас эвакуировать. Но они не могли к нам подобраться, предложили бросить канат, чтобы мы за него ухватились. Они хотели протащить нас по минному полю. Если нам повезет, останемся жить.
В это время подоспела еще одна группа с другой стороны. Они смогли подойти. Нас закинули на спину, несли несколько километров. Я чувствовал жгучую боль и радовался, потому что боль — это жизнь. Даже пытался шутить.
Потом я оказался