— Ой, мамочки! — тихо всхлипнула девочка рядом с Агапеей и тут же начала тихо причитать: — Нас сейчас убьют! Ой, мамочка!
Агапея попыталась подтолкнуть соседку плечом, чтобы хоть как-то поддержать, и шепнула:
— Не показывай страха. Они только этого и ждут.
Но тот же голос раздался вновь, и Агапея напряглась уже сама.
— Зараз з вами проведуть допит. Ті, хто буде чистим, того відпустимо додому. Кого запідозримо у зв'язках з росіянами, то не ображайтеся[25]. Если во время первого оклика горлопана ей только показалось, то теперь она уже была точно уверена в том, что обладатель этого голоса и манеры говорить ей знаком, и очень близко. Немного подождав, пока тот завершит речь, Агапея резко обернулась и яростно выкрикнула:
— Ну что, папа! Вы меня лично расстреляете прямо тут или сначала сыночка своего позовёте попрощаться?! Не ожидал меня у стенки увидеть?!
Агапея, вся дрожа от холода и сырости, стояла в грязных домашних тапочках, в порванных колготках, с заведёнными за спину руками в наручниках, в одном платьишке. На окровавленном лице краснела изрядно вспухшая правая скула. Чёрные кудрявые волосы были растрёпаны, а из посеревших глаз лилась откровенная ярость и презрение… Перед ней в натовской форме, с орденом на груди и шевроном батальона «Азов» в полной растерянности застыл, словно истукан, обомлевший родной отец её мужа — Валерий Николаевич Павлюк…
Глава шестая
Прошла целая неделя, как Агапея вернулась в свою квартиру. Хотелось скорее пойти в институт и заново устроиться на работу, однако страшный синяк, расползшийся по всей правой стороне лица, показывать на людях было нельзя. Головная боль в затылке продолжала мучить, особенно по ночам, а отбитые коленки сказывались на ходьбе. В общем, не до походов по магазинам и прогулок по пахнущему близкой весной городу.
В ту страшную ночь, когда Михаил привёз её из секретной тюрьмы СБУ, она твёрдо решила вернуться к себе. Остановить её никто даже не посмел. Такой разъярённой, остервенело-разгневанной её не видела за всю жизнь даже родная бабушка. Михаилу нечего было ей сказать, а робкая попытка что-то объяснить и успокоить жену наткнулась на ожесточённую контратаку Агапеи:
— Не смей мне ничего говорить! Просто заткнись и дай спокойно собраться. Или что? Расстреляешь под забором, чтобы молчала? Давай! Рука не дрогнет и глаз не моргнёт?! Так, что ли?!
Свекровь никак не могла взять в толк, что произошло, но увидев лицо невестки, решила, что между молодыми произошло что-то нехорошее.
— Миша, это ты её ударил?
— Мама! Что ты такое говоришь?! — вскричал Михаил.
— Нет, Оксана Владимировна, он меня не ударил! — обратилась к свекрови Агапея по имени и отчеству. — Он меня сегодня убил! Семью нашу разрушил! Любовь мою растоптал!
Бедная женщина села на стул и начала причитать:
— Да что же это делается? Объясните мне, старой дуре, что произошло? Доченька, Агапушка, пожалей! Скажи же мне, какая кошка меж вас пробежала?
— Мама, не надо сейчас об этом. Агапея, не стоит ничего говорить.
— Ах не стоит? Нет уж! Коли я узнала, то пусть и мать твоя знает, какого иуду и выродка она на свет произвела! — диким ором вскричала девушка.
В Агапее в это мгновение сидела настоящая пантера, готовая броситься на обескураженного Михаила, который к тому же выглядел крайне встревоженным.
— Что ты такое говоришь, дочка? Мой сыночек хороший, — тихо произнесла старая несчастная женщина.
Агапея уже успела побросать свои вещи в большую сумку и начала запихивать всё подряд в чемодан на колёсах. Закончив и это действие, надела куртку, обулась. Сделала звонок в такси и потащила сразу обе ноши на улицу, с трудом протискиваясь сквозь двери в прихожей. Вдруг она остановилась, повернулась лицом к матери супруга и наконец выдала:
— Ваши муж и сын, Оксана Владимировна, упыри и каратели из банды «Азов»! И я их не боюсь! Теперь я их ненавижу! А вам, мама, дай бог здоровья и долгих лет!
— Опомнись, Агапея. Мы муж и жена. Мы же венчаны. — Михаил снова сделал робкую попытку остановить, но тут же пожалел.
— Кем венчаны? Попом раскольником? При каких свидетелях? При твоих братках-упырях, заливших нашу свадьбу кровью? А сколько они ещё крови пролили у вас в застенках. Бедная бабушка была права, и её смерть на моей совести, потому что, как идиотка, поверила тебе. Теперь ты мне не муж! Слава богу, на вашу ублюдочную хохляцкую фамилию не успела перейти! А вот это оставь себе на память! — выкрикнула она ещё громче и бросила ему в лицо маленькую коробочку с надписью «Тест на беременность». — Стреляй в меня, заодно и ребёночка своего грохни! Да, может, оно и к лучшему?
Она выбила дверь ногой наружу и широким шагом вышла прочь со двора. Такси ожидало у ворот, и это первое, что порадовало Агапею за весь вечер.
* * *
Может ли человек измениться так кардинально, что порой даже близкие люди не могут узнать привычного тихоню в охамевшем держиморде или героя-забияку в миролюбивом пацифисте? Определённо, для подобных метаморфоз должна быть какая-то причина, толчок, повод. Люди, прошедшие войну не в штабах и в глубоком тылу, знают не понаслышке истории превращения на вид смелого человека в пугливого зверька, а чахлого хлипака в героя, способного остановить танк на поле боя.
Но меняется ли человек на самом деле? Неужели можно раз и навсегда выпотрошить начисто своё внутреннее содержание, сложенное годами, начиная с детства и даже младенчества? Разве реально перевернуть своё персональное эго, как песочные часы вверх тормашками, чтобы пересыпать себя самого сызнова? Видимо, да… Хотя есть на этот счёт сомнение. И вот почему… Кто-то задумывался о том, как вдруг в человеке проявляются непривычные для него черты характера? Допустим, что они всегда были в нём. Спали себе спокойно, не выпендриваясь, на нижних полках самосознания, зашифрованные в формуле совокупности правил перевода последовательности генов в последовательность белков? Долго так посапывали, похрапывали, что даже сам живой обладатель данного генетического кода просто не догадывался о своих постояльцах. И вот свершилось нечто. Бабах вселенского масштаба, тарарам общественной морали, форс-мажор городской канализации — и мы видим перед собой совершенно иное общественное существо, всё ещё относящееся к биологическому виду «человек разумный», но обладающее обновлённым разумом и трансформированным сознанием. Кто-то скажет: «Зов предков греет наши вены и барабанит в наших висках». И будет на все сто баллов прав.
Видимо, подобное преображение случилось и с Агапеей в тот злосчастный вечер, и вот она снова у себя на малой родине,