Решения приняты, страничка перевёрнута, до понедельника ещё пять дней, и синяк должен сойти, а на работу выходить надо быстрее, так как теперь все заботы ложатся на саму себя.
* * *
Хмурое февральское небо по-прежнему нагоняло тоску противной изморосью, но Агапею это нисколько не расстраивало. Сегодня двадцать третье февраля — день, в который они с бабушкой всегда приходили на могилу родителей. Нет, это не было датой их гибели. Истинная причина — День Советской Армии и Военно-Морского Флота. После прихода к власти нацистской хунты его запретили праздновать и подносить цветы к памятникам воинов. Но никто не мог запретить приходить на кладбище и возлагать цветы на могилу военного моряка, который являлся сыном и отцом для маленькой семьи Агапеи и Антонины Георгиевны.
Девушка надела большие солнечные очки, которые когда-то в молодости носила бабушка, повязала вокруг лица тёмный платок и уже собиралась отворить замок, как раздался звонок в дверь. Имевшая плачевный опыт Агапея громко и с вызовом в голосе задала вопрос:
— Кого нелёгкая принесла?!
За дверью молчали, но кто-то явно пошаркивал ногами и тяжело дышал.
— Отвечайте или не открою! — ультимативно добавила Агапея.
— Это я, дочка… Мама, — послышалось с другой стороны.
Девушка повернула замок, резко распахнула дверь и, не давая свекрови шанса войти в прихожую, вышла в подъезд и затворила за собой вход в квартиру.
— Извините, Оксана Владимировна, мне сейчас не до вас. Сегодня День Советской Армии и Флота, а мой отец был советским и российским военным моряком. Хотя кому я это всё рассказываю?
Старая женщина уцепилась обеими руками за локоток Агапеи и тут же начала причитать:
— Донечко! Зглянься хоча б наді мною! Ти ж дитя носиш від мого сина, онука мого. Поверніться додому. Ми тобі нічого поганого не скажемо. І Валерій Миколайович переживає.
І Мишко місця не знаходить![26] Агапея отвела руки свекрови от себя и спокойным, убийственным тоном проговорила:
— Будьте добры со мной отныне говорить по-русски. После того, как меня избивали и допрашивали на вашей мове, слушать её нет никакого желания и терпения. Про внука можете даже не думать. А станете меня доставать, то просто сделаю аборт. Ни о вашем муже-палаче, ни о вашем сыне я ничего слышать не хочу никогда и ни при каких обстоятельствах.
— Ты же не такая злая, доченька. Они мне поклялись, что никогда никого не убивали. Они просто выявляли шпиёнов, — продолжала жалостливо стонать старая женщина.
— Не доченька я вам! — резко отрезала Агапея. — Сослуживцы вашего сынка пришли сюда не за мной, а за моей мамой. Ей было восемьдесят шесть лет, и она продолжала работать учителем в школе до последнего дня. Вы и её в шпионы занесли? Как же они её тогда боялись, коли даже после смерти решили арестовать… Если она враг вам, тогда считайте и меня сепаратисткой. — Агапея коротко перевала дух и продолжила: — Кто-то ведь эти списки составлял, и кто-то по ним забирает людей на улицах и в домах, мучает, убивает. Вам хоть теперь стало понятно, с какой мерзостью вы живёте, а мне пришлось ложиться в постель? Да я теперь даже когда моюсь, то по три раза себя мочалкой с мылом оттираю. До сих пор запах пота вашего выродка на коже слышу.
— Ой, не верю я тебе. Грех так говорить. Чистый Миша, — твердила толстая старушка, пока они спускались к выходу из подъезда.
Агапея поняла, что в чём-то убеждать несчастную женщину бесполезно и на прощание задала давно назревший в её голове вопрос:
— Скажите, Оксана Владимировна, вы уверены, что бывшие хозяева дома, где вы живёте, не похоронены где-нибудь между грядок в вашем огороде?
Вопрос ошарашил старуху, она замолчала, а девушка взяла и добила:
— А вы покопайте, покопайте. Кости-то ещё, наверное, не совсем истлели, — сказала Агапея и, удовлетворённая ступором в глазах бывшей свекрови, побежала на автобус…
После кладбища ей захотелось немного пройтись, и девушка вышла на остановку раньше. Морось прошла, одеяло из серых туч в некоторых местах порвалось, и через небольшие голубые разрывы начали пробиваться солнечные лучи. Несколько полегчало на душе. Зашла в магазин за продуктами, но её удивил почти пустой прилавок. Хлеба на лотках также не оказалось.
— Что случилось? Где соль, чай, сахар? — недоумённо спросила она девочку-продавца.
— Да народ как с цепи сорвался. С утра всё скупали. Уже и на складе ничего нет. Хозяин сейчас приедет магазин закрывать.
Агапея решила дойти до ближайшего банкомата, снять наличные деньги и отовариться на небольшом уличном базарчике, что стоял рядом с её домом. Аппарат был отключён, а на нём висело бумажное объявление: «Закрыт на техническое обслуживание».
Смирившись с тем, что ей придётся сегодня ложиться почти голодной, она неожиданно вслух произнесла:
— Завтра будет день, и завтра будет пища.
Ей приснился папа. Они бегали, догоняя друг друга на длиннющем ярко-жёлтом пляже вдоль холодного голубого моря, белыми барашками которого волна набегала на песок и отходила от него, заглаживая свежие следы, оставленные отцом и дочерью. Агапея в детстве была активным ребёнком, рано научилась ходить и даже бегать, подпрыгивая, как мячик, на каждом шажочке. Бегала и смеялась. Прыгала и заливалась колокольчиковым смехом.
Потом пришла красивая мама с большой копной чёрных волнистых волос. Папа с дочкой звали её к себе, но она просто сидела на дюне и махала им рукой.
Вдруг Агапея увидела, как на берег со стороны моря быстро надвигается огромная чёрная туча, из которой извергаются молнии, а вокруг гремит гром. Гремит не переставая, всё сильнее и сильнее, всё настойчивее и настойчивее. Один удар, второй, третий. «Боже! Как громко! И почему-то трясётся земля, стены… Да это уже совсем не сон!»
Агапея открыла глаза, встала и выскочила на лоджию. Где-то в северной части города раздавалась канонада, и горизонт был покрыт красными всполохами, не успевавшими