Павел Ильич молчал.
– Вы затеяли сложное, опасное преступление ради того, чтобы уничтожить чужое доброе имя. Вы даже готовы были пожертвовать дочерью друга, чтобы выйти сухим из воды. – Варя позволила себе грустный вздох и печальный взгляд, хоть и желала на самом деле высказать Зимницкому всё, что было на сердце. – Я имею право узнать причину, потому как хочу вас понять.
Зимницкий вынул из нагрудного кармана платок и вытер испарину со лба. Доковылял до скамьи и грузно опустился на неё.
– Вы никогда не поймёте.
Краем глаза она заметила, как шевельнулась штора у эркера. К счастью, Зимницкий глядел в другую сторону.
– И всё же, – торопливо заговорила она. – Облегчите душу, Павел Ильич. Я не столь глупа, как вы можете судить.
Зимницкий поднял на неё задумчивый взгляд. Он устроил трость промеж коленей и возложил сверху рукояти ладони. Его пальцы дрожали.
– Не глупа вовсе, – Зимницкий хмыкнул. – Признаю.
А потом, когда Варя уже решила, что ничего не добьётся, он заговорил с печалью в голосе:
– С Борисом Обуховым мы крепко дружили с детства ровно до одной страшной трагедии перед самой войной с турками. Моя старшая сестра тогда была замужем за болгарином. У них родился сын. Она написала мне, что мужа убили во время антитурецкого восстания. Всё складывалось очень плохо. Она просила помощи. Сказала, в Батак идут башибузуки. И я испугался за неё. Телеграфировал тогда Борису Обухову, который по службе находился в Софии. Я умолял его забрать мою сестру с сыном из Батака. Русскому дворянину со связями вроде него ничего не стоило сделать это быстро. Я же находился в Петербурге. Мне требовалось больше времени. Но Борис возвратился один. Сказал, что смалодушничал. Испугался за собственную жизнь и спешно покинул Болгарию. Я поехал за сестрой. Клял себя, что не сделал этого сразу, понадеялся на кого-то. И опоздал. Башибузуки ворвались в Батак. Они вырезали почти всех. Ни детей, ни женщин, ни стариков – никого не пощадили. Я потерял сестру и племянника. Пошёл воевать. Мы все тогда пошли. И пока одни убивали турок за свободу братьев-славян, я убивал за сестру, которую некому оказалось защитить. Наша дружба с Обуховым прекратилась обоюдно и без всяких объяснений. Но я до сих помню то ощущение, которое возникло у меня, когда я увидел его, сошедшего с поезда в одиночестве. Утрата, Варвара Николаевна, – это то чувство, которое не имеет срока давности.
Голос Зимницкого сорвался. Он поморщился, силясь скрыть горькую боль, что завладела им, возвратив мысленно в те страшные дни. Стиснул левой рукой лацкан пиджака, словно тот мешал ему дышать. Перевёл дыхание.
Варе во внезапном приступе острой жалости захотелось сесть с ним рядом, но она сдержалась, не посмев шевельнуться.
Воронцова помнила всё: от его визитов в их дом, когда она была совсем маленькой, до записки, в которой он хладнокровно велел устранить её, как «назойливую проблему».
Она бы ни за что прежде не подумала, что этот забавный, невысокий мужчина с добрыми глазами, смешными бакенбардами и круглым животом, который весело смеялся и дарил детям очаровательные подарки, хранил в душе боль, что отравила всю его жизнь, обратив благочестивые помыслы в примитивную жажду мести.
Где-то за стеною продолжался пёстрый бал. Доносились звуки музыки и гул голосов. Но для Вари не было ничего, кроме этого крошечного сумрачного пятачка в коридоре, на котором она выслушала исповедь Зимницкого. Голова кружилась от переживаний.
– Вы оба были молоды, а молодость – пора ошибок и сожалений, – сочла нужным сказать она. – Ни к чему искать виноватых. Столько лет миновало. Вы уже давно другие люди. Зачем же…
– Оставьте эти ваши институтские нравоучения, – отмахнулся Зимницкий, скривившись. – Уверен, Борис не позабыл то своё решение. Совесть бы ему не позволила. Однако же я смиренно позволил ему прожить жизнь в покое и счастье. Теперь пришла пора заплатить. – Павел Ильич поднялся с места, тяжело опираясь на трость. – В прошлом году в клубе я случайно услышал от них с Куракиным эту глупую историю про дуэль и брошь и решил, что это знак. Господь предоставил великолепный повод рассчитаться спустя годы. У меня в планах не было убивать его, разумеется. Только сломить дух на закате лет.
– Вы знали про его проблемы с сердцем? – Варя вскинула брови. – Он едва пережил обыск и допрос. Столь крупный скандал мог свести его в могилу.
– Это было бы справедливо, думаю. Я пронёс чувство вины сквозь всю мою жизнь, а Борису бы досталось под занавес. – Зимницкий протянул руку. – Я всё вам рассказал, как вы просили. Лучше возвратиться в зал поскорее, пока вас не хватились. Отдайте записку и брошь. Вы тут ни при чём, да и отца вашего я искренне уважаю. Ни к чему чернить доброе имя Воронцовых.
Он говорил терпеливо, но Варя уловила напряжение в голосе, равно как и во всей позе.
Она отступила на два шага и покачала головой, зазвенев ряснами. Кокошник теперь жутко давил и вызывал головную боль, сапожки натирали ноги, а в сарафане сделалось жарко. Но если бы пришлось, она бы побежала со всех ног, чтобы позвать на помощь.
«Интересно, услышит ли кто-нибудь мои крики сквозь громкую музыку?»
– Нет? – Зимницкий раздражённо усмехнулся.
– Записку я вам не отдам, а броши при мне нет вовсе. Вы втянули столько людей. Угрожали, подкупали, использовали чужие слабости в своих интересах. И ради чего? Ради мести человеку, который мог погибнуть там же, в Батаке. Да, он сбежал. Но вы сами сказали, не может такого быть, чтобы Борис Иванович о том не сожалел. Да вы и меня были готовы убить, в конце концов! Лишь бы не открылась ваша личность!
Варя попятилась, и Павел Ильич двинулся за нею, поудобнее перехватив трость. Этот жест не остался незамеченным.
– С вами ничего бы не случилось. – Зимницкий поник головой. – Вас бы просто припугнули как следует, только и всего. Моя цель – Обухов. А вам вредить мне без надобности, поэтому не вынуждайте меня идти на крайние меры.
– Крайние… что? – Варя не поверила ушам.
Они удалились глубже в темноту коридора, поэтому она не сразу сообразила, что за щелчок услышала.
В левой руке Зимницкий по-прежнему держал трость, а в правой – маленький револьвер, который скрывал под пиджаком. Её брат Роман подобное оружие в шутку прозвал дамской хлопушкой, но Варя не видела ничего смешного в этой «хлопушке» сейчас, когда дуло поднялось на один уровень с её лицом. Быть может, и не убьёт, но искалечит.
– Не делайте глупостей, Павел Ильич. – Варя замерла на месте.
Остановился и Зимницкий.
– Отдайте записку немедля, – холодно велел он.
Глава 16
Варя медленно моргнула, но наставленный на неё револьвер не исчез.
Не верилось, что это было правдой.
Зимницкий. Павел Ильич. Добрый и забавный папенькин друг, бывавший у них в праздники, даривший подарки и таскающий всюду старого пса как самого верного компаньона… Нет, это не мог быть он. Тот Павел Ильич из её детства учил её хитрым приёмам в шахматах и показывал, как правильно бросать бумеранг, чтобы собака могла поймать его на лету. Тот папин друг тайком забирал