– Боюсь вас огорчать, но вы в моей власти не менее. От моих слов зависит ваша судьба, я полагаю, – Варя старалась говорить как можно увереннее, но дыхание то и дело сбивалось. – Надо признаться, мы с вами оба в неприятном положении. Так что же будем делать?
– Отдайте брошку. На что она вам? Небось, своих цацек штук сто имеется.
Варя едко усмехнулась.
– Так эта сто первой будет. Или же я её верну хозяину, как наиграюсь. Мелкие слабости проходят сами собою[11], как говорится.
«Юнкер» глухо зарычал. Он легонько встряхнул её, продолжая удерживать, но хватка заметно ослабла.
– Что же вы хотите взамен, несносная девица?
Варя кокетливо пожала плечами.
– Хочу узнать, на кого вы работаете, сударь. Только и всего.
Настал черёд юноши язвительно усмехнуться.
– Понятия не имею, – ответил он.
– Я вам не верю.
– Тогда вынужден разочаровать. Работу мне предложили через записку, которую мне всучил мальчишка-посыльный. Также через разных посыльных я получил указания касаемо работы. И через посыльного же ожидал оплату, которая, вероятно, мне не светит, потому что…
Он умолк.
– Договаривайте же, – нетерпеливо потребовала Варя. – Потому что вы наблюдали за мной на балу после того, как отдали платок. И по моей реакции вы сделали вывод, что происходит неладное. Затем вы дежурили в саду Смольного. И поняли-таки, что перепутали меня с другой девушкой. Вы решили забрать брошь. Но, увы, я вам её не отдам. Более того, я требую, чтобы вы выяснили, кто ваш заказчик.
В ответ юноша тихо засмеялся. Этот глухой, раскатистый смех сотряс его грудь и отозвался во всём теле Вари. Она попыталась воспользоваться случаем и вывернуться, но он лишь половчее обнял девушку и подбородком прижался к её голове. Варваре же удалось лишь высвободить одну руку и положить поверх его скрещённых под её грудью рук.
– Зачем вам это, барышня, в толк не возьму? – По голосу она вдруг поняла, что юноша улыбался. – Если рыба крупная, то пиши пропало. Нам всем крышка.
– Ясное дело, что крупная, – согласилась Воронцова. – Мелкая вряд ли бы подобное замыслила, да ещё столько народу вовлекла без страха быть раскрытой. И про брошь знала. И про людей, которых можно задействовать. И про бал у князя. И ещё про человека, которому брошку решила подкинуть.
– Подкинуть? – недоверчиво переспросил «юнкер».
– Вы видели женщину, с которой я говорила у реки? – Варя как бы невзначай потянула его руку ниже на талию, чтобы избежать неуютного, неловкого ощущения мужской ладони под сердцем.
– Ну допустим, – нехотя признался он.
– Она служит у Бориса Николаевича Обухова. Ей было велено забрать брошь и подбросить в его личные вещи. И я хочу понять почему. Уверена, тот, кто за всем стоит, так просто не остановится.
Юноша вздохнул и снова выругался. На сей раз так тихо, что Варя вовсе не разобрала слов.
Поразмыслив, он спросил:
– Не проще ли в таком случае брошку вернуть хозяину и обо всём рассказать? Если это сделаете вы, фараонам князь вас не сдаст.
– Тогда этот человек наверняка попробует снова добраться до Обухова, – возразила Варя. – Более того, он может отомстить тем, кто не справился в первый раз. Отомстит всем. А я не желаю, чтобы моё имя прозвучало в этом скандале вовсе.
– Боюсь, что мне всё это безразлично.
– Хотите выйти из дела?
– Хочу, – шепнул он ей в самое ухо, так пылко и неожиданно, что Варя вздрогнула.
Это напомнило ей о том, что за её спиной вовсе не благородный юнкер, а беспринципный негодяй, которого могло волновать лишь одно. И это не имело ничего общего с понятиями чести или совести.
Девушка переступила с ноги на ногу. Юноша за её спиной качнулся следом, как маятник. Повторил движения, словно они снова танцевали на балу.
– Помогите мне, – она сглотнула и увереннее добавила: – А взамен я предлагаю вам деньги.
Варя назвала ровно ту же сумму, что обещала Мильчиной за молчание. Где она возьмёт столько денег, девушка представляла слабо. Можно было заложить какие-нибудь безделушки, продать книги из коллекции или написать сестре с просьбой выделить ей средства на туалеты, потому что ей хочется обновок, а папенька уже ругается. Господи помилуй, как всё это нелепо и низко. Но выхода нет.
– Я вам не верю, – сердито ответил юноша. – Говорите, где брошь. Иначе…
– Что же иначе? – Варя устало вздохнула, потому что они вновь пришли к той точке беседы, с которой начали. – Что вы мне сделаете, право? Убьёте и бросите тело в Неву? Тогда вам уж точно не видать ни брошь, ни денег.
В ответ она услышала тихий недобрый смех.
– Любезная барышня, – вкрадчиво прошептал он, – существует масса вещей пострашнее убийства, о которых благородной девице лучше бы никогда не узнать вовсе.
В саду стемнело окончательно. Сизые сумерки поглотили последние солнечные лучи. С реки потянуло прохладой, и эта прохлада заползала по ногам под юбку, отчего кожа под чулками покрылась мурашками.
– Вы всё же негодяй.
– А ещё подлец и последний мерзавец. Уж простите, если разочаровал.
– Чего же вы хотите, упрямый человек? – Варя подняла глаза к редеющей кроне дерева, под которым они стояли. Небеса в вышине преображались чернильной синевой, бархатной и холодной. – Быть может, вашей семье нужна помощь? Я с радостью…
– Вздор, – перебил он. – Семьи у меня нет. Мне нужны только деньги. И вы пообещали меньше, чем мой первый заказчик, уж простите…
Он не договорил. Замер. Прислушался. И в то же мгновение со стороны Смольного раздались голоса:
– Варвара Николаевна!
– Варенька, где вы?
– Отзовитесь, душенька!
– Варвара!
– Смотрите, что это?
– Кажется, её зонтик?
– Неужто выронила?
– Ищите лучше! Может, к реке пошла?
Варя разобрала голоса подруг и Ирецкой. Классная дама, похоже, всё-таки заметила её чересчур долгое отсутствие и разволновалась не на шутку. Воронцову искали. Но вместо того, чтобы позвать на помощь, девушка поступила совершенно противоположно.
Воспользовавшись замешательством «юнкера», Варя выскользнула из объятий, решительно вцепилась в ворот сюртука и рывком развернула юношу так, чтобы тот прижался спиной к широкому древесному стволу. Теперь его было не видно с тропинки. Если бы и заметили кого, то лишь её одну, но Варя бесшумно отступила в тень и присела за разросшийся куст барбариса. В укрытии она терпеливо дождалась, пока искавшие её дамы уйдут в сторону берега, и, лишь когда их голоса удалились, она выпрямилась.
Стоящий под деревом юноша выглядел сбитым с толку.
Он, как и в день их встречи, оставался пригож на лицо и статен, вот только юнкерскую форму сменил на скромный светский наряд, пригодный для извозчика или мелкого служащего. Вся одежда его, начиная с блёклых ботинок и заканчивая полинявшим шейным платком цвета пыльной вишни, выглядела поношенной и простой, а насколько чистой – в потёмках понять сложно.
Тёмные волосы молодого человека теперь не были прилизаны. Они слегка завивались и обрамляли загорелое лицо, прикрывая уши. Более чёрные у корней