И очертания предметов лишь ярче проступали сквозь сомкнутые веки. Раджед привычно потянулся к одной из нитей, осознавая, что магия не покинула его вместе с фамильной реликвией.
– София, помоги мне, – по наитию попросил Раджед, передавая возлюбленной линии мира, словно поводья смирной лошади. Теперь он нащупывал нужные нити для перемещения прочь из лабиринта обратно в янтарный льорат. Тогда-то пред его взглядом возникло четкое видение: Нармо и воронка, ожесточенное сражение с Сумеречным Эльфом, страшное падение с вершины башни, что превышала по размерам самые высокие горы. О! Верный старый друг! Не предал, не сбежал! Защищал портал от чудовища, коим представал теперь Нармо. Ничем не лучше того гигантского таракана, который пропал в недрах бездны.
«Скорее! Скорее! Вы должны помочь Сумеречному!» – твердил едва уловимый голос. София кивала, легко дотрагиваясь до линий мира. Эйлис! Эйлис поверил в своих обитателей, своих блудных сыновей! И под конец, на грани гибели, давал доступ к невиданной силе, вероятно, чтобы потом отнять ее уже навсегда, застыть одним из множества миров, где не случаются чудеса, а все идет лишь от людского выбора. А пока линии податливо слушались прикосновений, сворачиваясь в привычный портал.
Спустя несколько минут Раджед и Софья с наслаждением вдыхали свежий воздух знакомых просторов у подножья башни. Чародей поморщился, когда оценил масштабы разрушений. Горело его родное гнездо, пробитое насквозь, как решето, из которого вырывались огненные языки. Софья скорбно дотронулась до руки возлюбленного.
Ее пошатывало, но она старательно скрывала недомогание. Она не предполагала, что путешествие в Эйлис окажется настолько устрашающим, намного более опасным, чем семь лет назад. Впрочем, после пережитого тогда она уже не находила себе места на Земле.
– Мы выбрались, родная, мы выбрались, – хрипло выдохнул Раджед, обнимая Софью, однако тут же спохватился: совсем близко продолжался поединок Сумеречного Эльфа с Нармо. Самих его участников скрывала плотная стена черно-белой пыли, клубившейся тяжелой завесой. Под их ногами плавились камни, на валунах оставались выжженные следы.
– Иди! Помоги ему! Иди же! Со мной все будет в порядке, – решительно ответила Софья, щурясь. После тьмы блеклый свет дня все еще слепил глаза. Хотелось закрыть их и созерцать только линии мира. Впервые она почувствовала то же, что и Раджед: не магию, а нечто большее, связь с душой.
Не требовалось ни сложных заклинаний, ни хитрых талисманов. Лишь вера в свои силы и неуловимый диалог с самим миром. Софья не догадывалась, как выразить это словами, лишь ощущала. Ее покинул страх за свою жизнь, иссякла паника перед неизведанными далями. Пение Эйлиса пронизывало каждую клетку, но ныне в его стройный гул вторгалась беспощадная какофония: на вершине башни кружилась темная воронка, которая затягивала и разрывала чудесные сияющие линии и рычаги. И это наводило настоящий ужас, как взгляд самой бездны. На ее фоне меркли все монстры и каверзы лабиринтов. Ничто! Всеобщее исчезновение!
Софья отвернулась, чтобы не завыть от окутавшей ее паники. Пальцы задрожали, и она на мгновение потеряла из виду все линии мира, оставшись один на один с пустошью. Раджед же устремился к Сумеречному Эльфу, поверив ей, надеясь, что успеет защитить. Она оставалась на возвышении каменного плато возле иссохшего дерева, вцепившегося в низкие тучи скрученными пальцами ветвей.
«Закройте воронку! Иначе Эйлис погибнет!» – громогласно взывал то ли мир, то ли сама Софья твердила, безотчетно передавая это всем чародеям. Они собрались вокруг башни, все уцелевшие дети этого мира.
Олугд и Юмги с обнаженными мечами отбивались от гигантских змей, которые откалывались от огромной черной массы – в нее окончательно превратился Нармо. Змеи шипели и изрыгали языки пламени, но молодые воины не сдавались, лишь с задорным весельем кивали друг другу, понимая с полуслова каждый парный прием. Им помогал рослый воин в конусовидном шлеме и сизой кольчуге.
«Да ведь это Огира! Великан Огира, точнее, просто Огира, отец Юмги! Сбросил каменную чуму!» – с невероятной радостью осознала Софья, замечая вскоре небольшой отряд воинов. Вся деревня каменных великанов снова превратилась в людей, вспомнила свои имена и цели. И теперь они сражались вместе с льорами. Вернее, льоры вместе с ними! К ним присоединились и люди цаворитового чародея. Все устремились к янтарной башне, лишь бы не позволить уничтожить Эйлис и Землю, лишь бы остановить чудовище.
Инаи выстраивал сложнейшие конструкции вокруг злосчастной воронки, гудевшей жадной пастью, Сарнибу помогал ему. Как в приближении невероятного фотоаппарата, Софья созерцала его крайне обеспокоенное лицо. Рядом с ним стояла Илэни, и даже старик Аруга покинул свою башню, чтобы закрыть воронку.
Душа Эйлиса, похоже, призвала всех, когда древний хаос восстал в лице сотен убивших друг друга чародеев. И ему противостояли ныне Сумеречный Эльф и Раджед. Они сражались плечом к плечу, не позволяя противнику зайти к ним за спину, окружая его и сдерживая новые попытки создать вторую воронку.
«А что же я? Я опять в стороне?» – задумалась Софья, обнимая гладкий каменный ствол дерева. Она лишь наблюдала, но ныне она видела линии мира, слышала его песню, чувствовала каждого обитателя. И не просто так Сумеречный Эльф пророчил ей… И не просто так она отворила портал. Наставал тот самый час, когда мир просил участия каждого уцелевшего существа.
«Мама… Как бы я хотела вернуться домой… Мама, папа, Рита! Я… Возможно, вы даже никогда не услышите об этом, но я готова отдать себя ради спасения мира, о котором вы не знаете», – грустно говорила с собой Софья. Внезапно она отчетливо увидела, как на Земле обернулась ее мама, прижав руки к груди с невероятной тоской, как встрепенулся на работе отец, как по щеке Риты беспричинно скатилась серебряная слеза, и младшая сестра улыбнулась:
– Я помню Эйлис, волшебную страну!
«Помните Эйлис, помните меня! – крикнула сквозь миры Софья и уверовала, что ее слышат, чувствуют сердцем ее прощание. – Я не знаю, что будет дальше. Я вверяю себя Душе этого мира! Жемчуг – проводник, камень жертвы. Да будет так».
И все же… она хотела жить! Слезы катились по ее щекам, тело содрогалось, когда к нему устремлялись линии мира, пронзали насквозь, хоть и без боли. Теперь она видела кокон неведомой силы, образовавшийся вокруг нее. Словно раковина защищала жемчужину, но вот настал тот день, когда приходилось покидать свое убежище. Неужели следующий день для нее срывался гранью между лучшим миром и этим, разорванным противостоянием с превосходящим по мощи злом?
Однажды она ответила на зов Эйлиса и с тех пор дала свое