Она и невеста. Глупость такую сказал бы ей кто ещё месяц назад… Представила. Усмехнулась. А теперь, вот. Ярким огненным всполохом обхватив тонкий пальчик, гладким боком блестело на солнце колечко невесты. Играло мягким сиянием тёплого пламени.
Гном сказал им, что пара нужна только свадебным кольцам. И что просто народ наш не знает традиций, упорно в них путаясь. Немудрено. Осторожно потрогала тёплую гладь сердолика. Словно в ответ на ласку он полыхнул крохотными огоньками.
Красиво.
— Запомни, селёдка, — медленно привлекая к себе, Илья поцеловал её в лоб и снова нахмурился, — я не отношусь к тем парням, которые вручают своим девушкам драгоценности на хранение. И вообще, все подарки. Не вздумай мне их возвращать. — И, поймав на себе её вопросительный взгляд, Змеев нехотя пояснил: — Чтобы у нас впереди не случилось, ставридка, это колечко твоё. Я знаю… Нет. Я искренне верю в то, что выбрала ты его не случайно. Как там гном нам вещал? Камень любви к жизни?
— Жизни и любви, — Ева тихо ему возразила. — Опять ты всё путаешь. — Он ещё почему-то сказал, что русалки никогда его не выбирают. Для нас это противоестественно. Ну и к ягам всех гномов. Оно мне очень нравится.
— Отношения… — словно её не услышав, Илья перевёл взгляд на ворота входа в центральный корпус Мариинской больницы и мрачно прищурился. — Мы все — просто слабые люди. Даже магически одарённые. С нами всякое может случиться. Часто достаточно слова, чтобы рухнуло то, что казалось вечным и нерушимым.
— Ты меня пугаешь, Илья, — русалка взяла его за руку и носом уткнулась в широкую грудь.
— Иногда я сам себя пугаю. И случается это всё чаще. Обещай мне, марлинка, что колечко не выкинешь. Даже если решишь меня вычеркнуть из своей жизни. Я хочу… — тут он запнулся и, прикусив вдруг губу, потом нервно опять облизнулся и громко выдохнул: — нет. Не так. Я прошу тебя, пусть эта безделица станет твоим талисманом. На любовь. Долгую и непременно счастливую.
— Твою? — она подняла голову, всматриваясь в напряжённое выражение лица Змеева. Да что с ним происходит такое?
— А вот это уже совершенно без разницы. Главное, женщина, чтобы ты была счастлива. Обещай.
Ева было молча кивнула, но Илья смотрел требовательно, не отрываясь. Вот ведь… упрямец. У неё совершенно нет в планах его почему-то бросать. Да она только-только смирилась с присутствием в жизни мужчины! Вот этого. Мрачного и напряжённого.
— Как скажешь, Илья… — она медленно потянулась и громко чмокнула его в тяжёлый щетинистый подбородок. А ведь утром он брился. Гормоны? — Я тебе обещаю. И счастливой быть… тоже. Идём? Или, может, я всё-таки в сквере тебя подожду? Не хотелось бы вам помешать…
— Даже не обсуждается, — подхватив её под руку, Змеев тяжко вздохнул, бросив взгляд на тонкой девичий палец, украшенный огненным ободком, и решительно потянул её в сторону низкого жёлтого здания Мариинской больницы…
Пока они проходили затейливый квест входа для посетителей, надевая бахилы, одноразовые халаты, предоставляя все данные в блоке охраны, младший Змеев молчал. Идя по широкому коридору, он держал Еву за руку и двигался напряжённо.
Честное слово, всё выглядело теперь так, словно они шли на казнь, а не визит приболевшему батюшке наносили. Ева нервничала, её руки вспотели, колени предательски подгибались. Навязчивое ощущение ждущей обоих беды с каждым шагом затягивало всё глубже. Непоправимо, неумолимо, словно вековая трясина.
У самой двери в вип-палату Илья неожиданно остановился и, притянув Еву ближе, отчаянно поцеловал. Наверное, так обречённые на жестокую казнь целуются перед расстрелом. Он упал в поцелуй, словно прыгнувший со скалы в волны моря олень, загнанный волчьей стаей. Без права оглядываться назад, без возможности отступления.
— Мы же можем туда не ходить? — от него оторвавшись и с немалым трудом переводя дух, русалка хрипло прошептала ему.
— Нет, не можем, моя золотая. И особенно никогда не могли, — он вздохнул тяжело, прикрывая глаза. — Помни обо всём, что я тебе говорил, и постарайся не доставлять ему удовольствия.
Дверь перед ними вдруг распахнулась, и девушка замерла на пороге.
Посреди роскошной палаты, больше похожей на премиум-номер гостиницы, на широком кожаном диване вальяжно возлежал её давний оживший кошмар. Быть такого не может. Глядя прямо перед собой, Ева буквально остолбенела.
Это лицо ей знакомо. До боли, до рези в глазах. Она всё ещё помнит его. И ведь много раз видела! Пусть телевизора дома и не было, но надменная рожа столичного мэра регулярно мелькала во всех новостях. Как она его до сих пор не узнала?
В белом махровом халате, обнажившим весьма мускулистую и безволосую грудь. С распущенными по плечам густыми волнистыми волосами, белыми, как первый снег. Со стаканом томатного сока в длинных белых пальцах.
Оставалось надеяться, что это не кровь юных девственниц.
— А я уж было подумал, что никогда не дождусь… — холодный взгляд льдистых глаз, повелительный тон. Он не смотрел на Илью, словно его здесь и не было. Зато с Евы взгляд не сводил. Старая сволочь. В другом мире он, говорите? Так это всего лишь метафора?
Безусловно, в другом. Где сиротка-русалка и где мэр Северной столицы? И зачем мы ломали комедию с веретеном? Зачем по мирам она столько металась, таская с собой его сына? Или это всё тоже подстава, лишь часть изощрённейшей постановки с Евой Дивиной в главной роли?
Но почему и зачем?
От злости её затрясло крупной дрожью.
— Прости, отец, — голос Ильи прозвучал совершенно чужим, странным эхом. — Ты же знаешь. У меня преддипломная сессия и…
— Я не с тобой разговариваю, — звучало поистине вымораживающе. Громкие звуки голоса мэра лишали сил, воли, подавляли остатки сознания. Менталист, и высокого уровня. Не стесняющийся использовать свою силу. Запрещённый приём.
Но прости, дядя мэр, Ева больше уже вовсе не та несчастная школьница, которую ты совершенно случайно поймал. В магической Академии всё же учат студентов на совесть. Даже таких разгильдяев, как Ева Антоновна Дивина.
Вдох-выдох.
Прикосновение подушечкой большого пальца руки к знаку инициации на ладони. Спасибо тебе, Пашка Канин, за то, что зануда. Заставил-таки он русалку пройти все круги ада академической канцелярии