— Твою филантропию… — изрёк вдруг бессмертный ведун Павел Канин. — Неожиданно. Напомни-ка мне, Илья Змеев, каким видом спорта у нас увлекается сын достопочтенного мэра? Мне так, для общего развития.
— Сабельный КМС.
Илья быстро зажёг и вторую свечу, присел между ними на корточки и крутил в руках явно тяжёлый ошейник, неприязненно глядя куда-то наверх.
Ева мысленно чертыхнулась. Каждое утро она просыпалась под странные звуки. Перестук голых пяток, падающие удары, скрип планок старого паркета. Прислушивалась и легкомысленно засыпа́ла, всякий раз давая себе слово узнать у Ильи, чем он занят в такую кошмарную рань. А потом забывала. Память девичья у русалок.
— Ого… — Канин даже присвистнул. — Спортивное фехтование? Впрочем, логично. Дорого, престижно, педагогично. По тебе это, кстати, заметно.
Илья не ответил. Он поднял на Еву глаза и, медленно расстегнув тяжёлую пряжку, набросил широкую ленту ошейника на свою мускулистую шею. В пронзительной тишине лязгнул металл. Ева вздрогнула, не будучи в силах отвести взгляд от Змеева.
— Я всё правильно сделал? — тихо спросил вдруг Илья, посмотрев не в глаза ей, а, кажется, в душу.
Молча кивнула, нащупав учебник, и судорожно вцепилась в растрёпанную обложку.
— Что стоим, ребятишки, кого снова ждём? — голос Павла прервал минуту затянувшегося молчания. — Продолжаем, мои дорогие. Ева, твой выход.
— Я… — русалка гулко сглотнула и пискнула тихо. — Я должна…
— Цепь к ошейнику, — подсказал ей ведун.
Илья соскользнул с алтарного постамента науки и, подхватив конец длинной ржавой цепи, пристегнул его к карабину.
— Русалка, очнись, — раздражённо ей тьма посоветовала из партера. — Правильно прочитать заклинание сможешь, или снова он сам?
— Я… да.
С огромным трудом оторвав взгляд от Змеева, Ева открыла учебник, рвано выдохнула, пробегая глазами по строчкам, нахмурилась, словно с мыслями собиралась. Опираясь локтями о парту, приподнялась, наклоняясь в сторону парня, стоящего у преподавательского стола.
— И… — она резко выдохнула, наконец, собираясь. — Инициум магикум. Ритуалис.
Обе свечи вдруг ярко вспыхнули. Пламя медленно позеленело. Ритуал начался.
— Я, Ева безродная… — зелень огня посветлела. — Бросив на свечи испуганный взгляд, русалка поспешно исправились: — Дивина! — пламя одобрило, снова блеснув изумрудными отсветами. Илья громко вздохнул. — Твоя госпожа и хозяйка. Верно ли?
— Да, — неприязненно бросил Илья.
— Ты мою волю исполнил, верой и правдой служа. Верно ли?
— Твоя воля, хозяйка, — ей прямо в лицо усмехнулся Змеёныш.
— Моя воля крепка, мои помыслы прямы и чисты. Не держишь ли ты на меня тайной обиды иль зла? — голос Евы предательски дрогнул.
— Нет, моя госпожа.
— Доволен ли ты щедрой оплатой своей доброй службы?
— Я благодарен тебе за неё, госпожа.
— Отдай тогда мне свой ошейник, твоя служба окончена! — Ева захлопнула книгу и рукой поманила Илью. — И пусть руки твои не опустятся, твои ноги не знают усталости, а душа твоя пусть горит яркой звездой на ночном небосклоне.
Змеев медленно отстранился назад, не сводя светлого взгляда с русалки.
— Нет, госпожа. Точно нет. Я не собираюсь тебя оставлять.
Свечи одновременно вспыхнули, словно огромные факелы, и в ту же секунду погасли.
В воцарившейся тишине было слышно, как за оконным стеклом шуршит муха.
— Илья… — снова пискнула Ева. — Но мы же… Я… Мы же договаривались!
— Вы договаривались, — отцепив от ошейника цепь, Змеев аккуратно сложил её на столе и, подняв с пола толстовку, ловко нырнул в её тёмное чрево. — Меня вы забыли спросить. Совершенно случайно.
— Ты не понимаешь! — Ева шарахнула увесистой книгой по парте и порывисто встала. — Твоё вынужденное служение обязательно нужно прервать! Горгулья сказала, что он тянет силы из нас обоих. Тебя в эту ягову задницу занесло моим магическим ритуалом. Абсолютно случайно и глупо. Это же… Дракон! Ну, Илья! — русалка растерянно оглянулась. — Паша, скажи ему!
Раздался резкий щелчок, в лекционной аудитории зажёгся верхний свет, и раздались отчётливые хлопки громких и издевательских аплодисментов.
— Красавец!
В тишине аудитории раздались гулкие шаги, и с галёрки показалась спускающаяся невысокая мужская фигура.
— Паша, ну это же чистое ягово свинство! — Ева практически взвыла, потеряв последние крохи терпения.
— Свинство… — не стал отпираться ведун. — Ещё какое. Я на вас потерял уже два с половиной часа, между прочим. Своего личного времени. Не подскажешь, зачем?
Вопрос этот он задавал явно не Еве. Лёгким прыжком снова запрыгнув на стол, Илья молча натягивал тонкие чёрные носки на длинные узкие белые ступни. И упорно делал вид, что не слышит вопроса.
— Ну ты же сам… — растерянно пробормотала русалка, в ответ получив сразу два снисходительных взгляда.
— У вас всё равно ничего бы не вышло… — оказавшись на пару ступеней выше русалки, сидевшей на первом ряду, Павел присел на край парты.
— А с нами ты два с половиной часа провозился, чтобы вот это сказать? — разъярённая Ева медленно разворачивалась к ведуну.
Илья поднял голову, переводя взгляд на неё, да так и замер. Простая русалка? Да она — настоящая ведьма! Грива разноцветных волос, растрепавшихся из косы, воинственно завивалась, искрясь в софитах искусственного освещения. Глаза полыхнули зелёным почище недавних свечей. Черты лица заострились, губы сжались в яркую алую точку.
— Остынь.
Павел вдруг произнёс очень тихо. И словно время остановилось. Все звуки мгновенно утихли. Даже несчастная муха решила с бессмертным не связываться и судорожно замерла. Сквозняк налетел вдруг холодным порывом, жалюзи на аудиторном окне жалобно затрещали. Беспомощно хлопая белыми крыльями, разлетелась стопка бумаги на кафедре у стола. Ева беспомощно охнула и осела, испуганно опираясь на спинку сидения. Илья как-то вдруг оказался с ней рядом. Один плавный шаг, и Змеёныш встал прямо перед ведуном. Он стоял, всем своим видом подчёркивая безмятежность, наклонив голову на бок и сунув руки в карманы.
— Неплохо, неплохо. Да не съем я её! Остынь, парень, — Канин вдруг широко улыбнулся. — Моя золотая, скажи, а тебя в ритуале вообще ничего не смутило?
Ева, всё ещё ошарашенно взирающая на широкую спину Змеёныша молча и выразительно потрясла головой.
— Очень плохо. Ужасно, — ведун щёлкнул пальцами, прошептал что-то беззвучно, и живописно раскиданные по всей аудитории бумаги послушно слетелись обратно на кафедру. — Зато я теперь понимаю, как ты постоянно