Один только щен, темный, но с белой грудью и белой же полоской через весь лоб до носа, величественно сидел поодаль, свысока поглядывая на возню у наших ног. А когда все прочие занялись Панчо, встал, спокойно подошел ко мне и сел у правой ноги. Я наклонился потрепать его по лобастой башке, он задрал морду и поглядел на меня с выражением «Мы же солидные парни, мы же не будем устраивать глупую возню?»
Но тут уж я взялся за него всерьез — завалил на спину, чесал пузо, тормошил уши, тряс голову и вообще прошелся по всей шкуре. Это сукин сын перенес все с достоинством, словно признавая мое право трепать, а под конец просто уткнул приятный влажный нос в мою ладонь.
И все сразу стало понятно — это моя собака, надо только имя придумать. Хотел было назвать «Франко» — ну, вроде как у нас в Сибири кобелей называли «Колчаками», но для такого степенного малого это унизительно, надо что-то соответствующее характеру.
Панчо, наконец, выбрался из кучи-малы и поднялся, отряхивая брюки. Вся свора вилась у его ног, но он оценил моего:
— Ну прямо император! Цезарь!
О, отличное имя! С буквами «а» и «р», что хорошо для клички, и на испанском звучит почти так же, только мягче — Сесар.
— Он самый. И он мой.
— Понял, распоряжусь, чтобы не замылили.
— Как они вообще?
— Понемногу привыкают к ребятам, я троих с опытом нашел, приставил.
— Смотри, чтобы с земли не жрали, этот гаденыш Абехоро может попытаться отравить.
Панчо угукнул, а уже в машине, где не было лишних ушей, довел до меня план курощения. Все в стиле Зорро, с масками и таинственность. Непонятное же пугает больше? Вот и напугаем.
Он расспросил меня о басках, но на просьбу им помочь скривился:
— Это же рекете, карлисты[27]!
— Кто?
— Монархисты, упертые. Ты же за республику собираешься драться, а они точно будут против.
Появились они во время династических войн прошлого века как боевые подразделения, потом выродились в подобие скаутов (вплоть до того, что низовая ячейка, как и у моих недопионеров называлась «патруль»), потом почти сдохли и рассеялись, а сейчас некая внешняя сила их реформирует и консолидирует. Вводят форму, дисциплину, ритуалы, вооружают потихоньку.
Баски и так не сильно любят центральную власть, население там крестьянское, не слишком продвинутое в политике, не чета Астурии и Каталонии — эдак Наварра превратится в Вандею. Блин, как бы этих рекете нейтрализовать?
Панчо обещал прояснить ситуацию, а я навесил ему еще одну задачу, заслать пару-тройку наблюдателей в Андорру. Он угукнул и до конца дороги вытрясал из меня соображения по НАЗ-у и по медицинской подготовке.
Пропетляв от Хихона минут десять по кривым дорогам, Панчо остановил машину над морем, и я оценил место для санатория: кругом вдающиеся в море скалы, а тут на тебе — метров пятьдесят песочка! И над этим пляжиком нависал дугой большой и вполне современный дом, построенный тремя уступами. Поликлиника, что ли — уж больно запашок характерный.
— Сеньор Грандер, большая честь для нас, — с достоинством встретил нас Энрике Эстаньо, хозяин санатория.
Судя по седым волосам и торчащему из нагрудного кармана деревянному стетоскопу — доктор старой школы. Ну, мне-то всего лишь отлежаться надо, лечения вроде не предполагается.
— Мы подготовили для вас комнаты рядом с вашими гостями.
— Телефон? — спросил Панчо.
— Все сделано, отдельный номер для сеньора Грандера.
— Отлично, спасибо!
— А что за гости? — уточнил я.
— Сеньор Магно и его семья.
Примерно секунда мне потребовлась, чтобы сообразить, что фамилия Махно записана в его документах на французский лад и потому на испанском читается именно так.
Нестора Ивановича я увидел буквально через полчаса и поразился, насколько лучше он выглядит по сравнению с Парижем. Даже месяца не прошло, а на щеках заиграл слабый, но румянец, впалые щеки слегка округлились, да и в целом повеселел. Может, оттого, что радовались его женщины — Галина вообще расцвела и даже немножко загорела, а уж Лена вообще упивалась морем, хоть и скучала по оставшимся во Франции подружкам.
Заскучал и я — ну невозможно все время лежать и ничего не делать! Отзвонился в Овьедо, затребовал свои паяльники и вольтметры-амперметры с прочим инструментом радиолюбителя. Пока ждал, ковырялся со схемкой портативного радиоприемника в двух видах: приличный для коммерческого варианта, неприличный для себя. Первый в каждый дом и каждую семью, второй — как половину военной рации, но с общей элементной базой.
Тут как раз и Термен приехал, мы с ним очень продуктивно поработали, в том числе и над радарным проектом. Лев прикинул, что нам потребуется решетчатая антенна большой площади, для которой нужны две башни или стойки.
— Парашютные вышки подойдут? Отлично, стройте в Йанере, пусть все думают, что это для парашютистов.
За Терменом появился Фольмер и первым делом поставил на стол тяжелый кожаный портфель, внутри звякнул металл.
— Это то, что я думаю, Генрих?
— Да, герр Грандер, — оружейник выудил несколько пахнущих смазкой железок и разложил передо мной.
А потом очень быстро собрал из них нечто, весьма похоже на мои наброски, в свою очередь похожие на чешский Sa.25. Разве что магазин короче раза в два.
— Проблема с пружинами, — отреагировал Фольмер на немой вопрос. — Если увеличить емкость на десять патронов, как мы хотели, начинаются перекосы.
Взял в руки, вскинул — неплохо! Сложил плечевой упор — о как, он стал передней рукояткой. Причем Фольмер сделал это без моих подсказок!
— Это первый образец, будем дорабатывать. Кожух на стволе точно не нужен, бакелитового цевья достаточно.
— Стреляли?
— Да, вполне удовлетворительно.
Махно поначалу относился ко мне настороженно, я тоже не форсировал общение. И вовсе не потому, что «миллионер и нищий», тут другая градация: он-то вписал свое имя в историю, а я в этом смысле пока что никто и звать никак.
Но его несколько раз свозили в Овьедо, показать завод, поселок и весь соцкультбыт. Для Нестора Ивановича это стало буквально шоком. Однако, старые представления так быстро не улетучивались, и за одним из обедов Махно назвал меня «эксплуататором».
— Да почему же?
— Потому, мистер Грандер, что вы присваиваете прибавочную стоимость!
— Называйте меня Джон или Джонни, пожалуйста, без «мистеров», «господ» или