Только я порадовался, что наладил работу инженеров, как жизнь подкинула мне новую задачку — дефицит электричества. На саму стройку и на автозавод еще хватало, но я же не собирался на этом останавливаться! Радиозавод тот же, да радиостанция при нем если на полную мощность выйдут, так весь Овьедо без света останется!
Озадачил инженеров Байкова и Сигалова проектом «на вырост», отбил телеграмму с требованием обеспечить финансы Осе, получил от него ответ «Чтоб я так жил! Мы теперь энергетики?», скомкал бланк и запустил в стену.
Блин, да! Да!!! Мы теперь энергетики! Нога, блин, попала в колесо — пищи, но беги! Одно счастье, что угля в Астурии навалом…
Рвал и метал, засел за работу, гонял референта каждые пять минут за справками, успел перелопатить за вечер столько, сколько не успевал за три дня.
Утром еле добрел до кабинета — выплеск энергии сменился апатией и тоской. Как я думал? Весело, раз-два, построю заводы, так же легко и непринужденно набью морды франкистам и все, в дамках! А вместо этого — тягомотная производственная рутина, разборки внутри и вне, ссора с Панчо, неопределенность с Габриэлой…
— Серхио!
Референт появился мгновенно.
— Что тут у вас пьют крепкого?
— Агуардиенте де орухо, это вроде итальянской граппы.
— Две бутылки, тащи.
Он посмотрел на меня с сомнением, но через двадцать минут доставил просимое. Я налил полстакана и опрокинул в горло.
Ой, зря я это сделал, ой зря… Сунулся не зная брода — а там шестьдесят градусов! Хорошо хоть сифон с содовой рядом был…
В дверь поскреблись, и ко мне проник Эренбург со свернутыми в трубочку машинописными листами. Он оценил початую бутылку на столе, мою покрасневшую морду, дернул крупным носом:
— Чача?
— Что-то местное, орухо.
— С утра?
— Есть необходимость. Будете?
— Нет, спасибо. Что-то случилось?
— Электростанция случилась, Илья Григорьевич, электростанция, — я набулькал себе еще на полтора пальца и уже осторожнее выпил. — Одно тянет другое и конца-края этому не видать.
— А я хотел показать вам набросок статьи…
Может, от выпитого, а может оттого, что долго не говорил с Панчо по-нормальному, меня прорвало. Я шагал по кабинету, тыкал в карты и чертежи, тряс бухгалтерскими документами, пускал веером по столу фотографии первых возведенных цехов… Я барахтался в рутине, как в болоте, и наконец, нашел кому выплакаться в жилетку.
— Понимаю. Работа, работа, работа. Вам надо отвлечься, Джон, — почти отечески заметил Эренбург. — На курорт выбраться, в тот же Биарриц, на пару недель хотя бы.
Я криво усмехнулся, но Эренбург не отставал:
— Зря кривитесь, Маяковскому-то помогло, вон каким гоголем ходит!
— По улице Пушкина?
— Почему Пушкина?
— Маяковский. Гоголем. Пушкина.
— А, смешно! Вот видите, вы еще можете шутить, значит, не все так плохо! Бросьте дела ненадолго, съездите к морю, отдохните!
Я с тоской посмотрел в угол, где возвышалась покрытая пылью спайка радиодеталей. Как думал — конструкция элементарная, быстренько закончу, запущу в производство и буду продавать только в Испании, зато ниже себестоимости. Приемник-то на одну волну, слышать будет только мою радиостанцию, очень полезная штука для лета 1936-го.
А все зависло.
Я скрипнул зубами, налил не глядя и опрокинул огненную жидкость в рот. Вовремя — Эренбург подошел к столу и мягко забрал бутылку. Ничего, у меня вторая есть.
— Не раскисайте, Джонни. Вы хотели изменить мир, мир сопротивляется. Значит, нужно давить сильнее или отступать
Я чуть не зарычал.
— Но мне кажется, что отступать не в вашем характере…
Статью Эренбург так и не показал, его выпер Панчо с докладом о расследовании. Вилья сиял, как серебряное песо — нашлись ответы на два вопроса.
Речь на похоронах погибших говорил Рикардо, он из недавних, но вокруг него уже собирается тесная и активная группа. Да я и сам это заметил, когда был в «Народном доме».
Со складом все оказалось даже интереснее, чем ожидалось. Подрядчики Абехоро валили груз куда попало, загромождая ворота, проходы и главный проезд. Чтобы уложить новую партию на склад или достать потребный материал, приходилось многое перетаскивать с места на место и терять уйму времени. К примеру, кирпич для труб, нужный в последнюю очередь, свалили у самого въезда, а бревна и доски, которые требовались постоянно — в глубине.
Безобразную неразбериху несколько раз пытались ликвидировать складские, но каждый раз появлялся очередной подрядчик, и все начиналось снова.
— Думаешь, Абехоро прикрывал свою задницу?
— Почти уверен. Мы кальки расчертили, во всех трех местах, откуда начался пожар, крутились его доверенные лица.
— Ну так на складе они и должны были, нет?
— А вот у бункеров не должны. И у второго цеха им уже делать нечего.
Ради таких новостей я выудил вторую бутылку:
— Будешь?
— Один шот.
Мы хлопнули вместе, только я уже приноровился, а Панчо выпучил глаза, протолкнул в горло вставшее колом орухо и прохрипел:
— Предупреждать надо!
Но от второй не отказался. По ходу дела я набросал свои соображения для нового склада — все равно надо строить капитальный, так лучше сразу под другую идеологию хранения. Когда рулил бизнесом в Желтогорске, почитывал литературу и бизнес-тренеров слушал, чтобы уж совсем лошарой не быть. И звучали там термины вроде APS, «канбан» и MES, кое-что вполне можно внедрить и сейчас. Как минимум, зонирование склада, строгий порядок расположения материалов, минимально допустимый остаток. Для канбана вообще ничего, кроме бирок и журналов учета, не нужно, вполне доступная технология для Испании-1931.
Панчо еще подкинул идею типа «материальной ответственности» для кладовщиков и складских, чтобы клювом не щелкали. За это мы тяпнули по последней и, довольные, расстались.
Я уж подумывал, не включить ли мне паяльник и не заняться ли радиоприемником, но тут на свою беду приперся Абехоро. Что ж, на ловца и зверь…
Самое смешное, что ловцом он считал себя.
Он притащил бумажки, договора, фактуры и полчаса совал их мне, требуя оплаты. Я выкатил ему накопанное Панчо про бардак на складе — он отвечал «все так делают». Повторил про гибель людей — он давил на «строек без аварий не бывает». Я бахнул данные про завышенные цены — он уперся «на тот момент это была цена ниже рынка». Он даже предъявил reclamacion previa al juicio, угрожая передачей дела в суд и зудел, как шмель. Впрочем, почему как? Abejorro и есть «шмель» на испанском.
Мы говорили на разных языках.
Разговор то взлетал до крика, то падал до зловещего шепота.
Мы стояли друг против друга у окна, я в мятой рубашке, он в отглаженном костюме, бледные,