В столице Германии красные командиры в нелепо с непривычки сидящих костюмах покинули поезд, а служители Рейхсбана приволокли мне кучу телеграмм. Я начал перебирать их прямо на ходу, в коридоре вагона, когда мне навстречу из своего купе вышел Кочек.
— Все в делах?
— Да, переписка с архитектурно-строительным бюро, вы в этом что-либо понимаете?
— Нет, я больше по механической части, — отмазался «инженер».
— А, вот мне насчет автозавода пишут, вопрос насчет номенклатуры станков…
— Химико-механической, — напряженно улыбаясь, уточнил Кочек.
Вся его общительность и разговорчивость улетучились, а мне веселые бесенята тут же нашептали в ухо, и я выудил из пачки весьма кстати пересланную Осей телеграмму от Хикса:
— О, мне тут вопрос задают, связанный с кадмием…
Не знаю, как пани Анна почувствовала, что инженер Кочек попал в затруднительное положение, но она приоткрыла дверь купе и тягуче позвала:
— Я-ан…
И псевдословак, извинившись, немедленно с облегчением скрылся, отрезав дальнейшее общение захлопнутой дверью.
Понятно, что великая и ужасная советская разведка только отращивает зубы, но я никак не ожидал, что легендирование поставлено настолько тяп-ляп. Ну ладно я, усмехнулся и забыл, а если его начнут спрашивать другие люди? Или, того хуже, заговорят с ним на словацком? Русский-то, похоже, для него родной, во всяком случае, никакого акцента, иного построения фраз или чуждой лексики я в разговоре с ним не заметил.
Сказал, что словак — значит, словак, все верят. Сказал, что инженер — значит, инженер, никто не проверяет. Читал — с кем-то из великих нелегалов как раз в это время случилась до крайности нелепая история, когда он на первом выходе, в Германии, услышал бытовой вопрос на русском и на автомате ответил на русском же. А потом полдня мыкался, искал хвост и готовился к аресту.
Золотые времена. Ни тебе единого шенгенского учета по всем границам с базами данных за последние надцать лет, ни биометрии, ни анализов, которые могут выявить, например, когда и какой штамм гриппа подхватил, а потом сравнить с «биографией» — а мог ли фигурант такой штамм поймать?
Никакой помощи от «инженера» я не дождался и всю ночь разгребал ворох сообщений самостоятельно, под неодобрительные взгляды Панчо, которому мое шуршание мешало спать.
На Северном вокзале Кочеки быстренько откланялись, а мы плюхнулись в авто. В гостинице, зевая с риском вывихнуть челюсть, я заявил Панчо, что если мне не дадут поспать хотя бы два часа, то пусть пеняют на себя, и заперся в номере.
Скрестись в дверь начали, кажется, минут через двадцать, когда я только-только избавился от фантомной железнодорожной тряски и начал проваливаться в сон. Скреблись настойчиво, но вежливо — это не Панчо и не Ося, они бы колотили в дверь без зазрения совести, и это не гостиничные, они бы предварительно позвонили в номер.
Тогда кто посмел?
Либо газетчики пролезли, либо безумные гении, на которых жаловался Ося — начитаются своих «Гиперболоидов» и суют кому ни попадя лучи смерти! Встал, завязал пояс халата и отправился к двери, проклиная неизвестного изобретателя, до сих пор не придумавшего табличку «не беспокоить».
В коридоре, к моему изумлению, обнаружились пять или шесть работяг со здоровенным фанерным ящиком. Стоявший впереди лысый и бородатый посмотрел на цифры на двери, нахмурился и уставился в разграфленную бумагу типа накладной.
А пока я набирал воздуха в грудь, чтобы наорать матом и выпустить все раздражение, мне в лицо брызнули какой-то дрянью из резиновой груши.
Последняя мысль в гаснущем сознании была «Ну спать так спать».
Очухался я в тесной каморке, размерами живо напомнившей мне историю моего попадания, даже машинально скосил глаза посмотреть, нет ли где на полу двух металлических решеток. Но нет — больше похоже не на кладовку, а на камеру. Пошевелился — не связан и рот тряпкой не заткнут, уже хорошо.
Помещение два шага поперек, четыре вдоль, малюсенькое окошко под потолком, железная койка и… и все, если не считать матраса.
Вставать я не торопился, в голове еще клубилась муть, неизвестно, как поведет себя тело. Понапрягал мышцы в статике — вроде ничего не болит, не сломано.
Что любопытно, ни страха, ни беспокойства я не испытывал и отнес это на счет последействия от той дури, чем меня усыпили. Какой-нибудь мощный транквилизатор или что там сейчас принято в морды брызгать? Эфир, хлороформ? Хикса бы сюда, разъяснил бы живо.
Прислушался… за стенкой бубнили, причем на русском, наши неопределенные артикли «ля» ни с чем не спутаешь.
Вот тут я напрягся — а что если советская власть решила мне секир-башка сделать, как генералу Кутепову? Но зачем, вроде мы обо всем договорились…
Нет! Это с Куйбышевым и Триандафилловым все хорошо, а что там Ворошилов и направляющий его Сталин надумали, неизвестно. Нет человека — нет проблемы, так? В Москве пачкаться не стали, во избежание скандала, а в Париже можно еще и на белоэмигрантов свалить… А вдруг это настоящие белоэмигранты — но им-то что от меня надо? Похищение с целью выкупа? Как-то не вяжется, там люди военные, бомбу бросить еще туда-сюда, но киднеппинг?
Отбросил пустые умствования, еще разок перебрал планы на будущее — да, в Испанию. Не Бельгию же в 1940 защищать и уж точно не Польшу в 1939. Опять же, выбор Испании по личным мотивам — два близких родственника там воевали. И вообще мне страна нравится, хоть я там ни разу не бывал. Барселона, Гауди, Андалусия и все такое. Одни названия городов чего стоят — Малага, Херес, Риоха…
Встал, размял руки-ноги и только подошел к двери, как она открылась и на меня уставился тот самый лысый-бородатый, за его спиной еще парочка серьезных мужчин, и все с пистолетами. Блин, я вам что, Одинокий Герой, которым Джонни в детстве зачитывался? Бац-бац и всех уложил?
Я невольно улыбнулся воспоминаниям, что заставило лысого крепче сжать револьвер и отступить на полшага:
— Спокойно! Несколько вопросов, и все! Следуйте за нами.
Меня крепко взяли за локти и по лестнице вывели из подвала в комнату, всей мебели в которой был стул посередине,