Покалывание распространилось по ее коже, и новая волна непрошеного жара затопила ее, разгораясь внутри. Образ, который вызвали его слова — длинные, порочные пальцы, скользящие по ней, эти чувственные губы, пробующие на вкус ее обнаженную кожу, и его сильное, стройное тело, уютно устроившееся между ее бедер, — заставил ее киску сжаться, а груди заныть.
Да, я хочу этого.
Черт возьми, Уиллоу, перестань!
— Я даже не знаю твоего имени, — сказала она.
— Киан. Не стесняйся выкрикивать его так часто, как захочешь. Твое?
Покраснев, она ответила:
— Уиллоу.
— Уиллоу, — глубокий, мелодичный голос ласкал ее имя, струясь сквозь нее, как мелодия, которую не слышишь, но чувствуешь, как та отзывается в сердце. — Сегодня ночью ты — моя Уиллоу.
Она огляделась. По мосту прогуливалось несколько человек, но никто не обращал внимания ни на нее, ни на Киана. Ей никогда раньше не делали подобного предложения, и она никогда бы не подумала согласиться.
Не то чтобы Уиллоу не наслаждалась сексом. Она любила его, упивалась им. Но секс значил для нее большее. Интимную связь между двумя людьми, которые разделяют что-то глубокое и значительное. Близость, насколько могут быть близки два человека физически, ментально и духовно.
Так почему же она соблазнилась этим незнакомцем?
Киан убрал руку с перил и повернулся к ней всем телом. Его палец зацепил ее подбородок, и кончик заостренного ногтя прошелся по нижней челюсти.
— Позволь мне помочь тебе забыть его, хотя бы на эту ночь. Я не оставлю места ни для чего, кроме удовольствия, — он наклонился вперед, пока их носы почти не соприкоснулись. — Позволь мне унять боль.
Уиллоу заглянула ему в глаза. Находясь так близко, она могла видеть в них похожие на блестки цветные вкрапления, искрящиеся голубизной и серебром. Они были такими красивыми, такими завораживающими…
Позволь мне унять боль.
Она сжала губы, сдерживая прилив страдания, которое угрожало всплыть на поверхность — ложь Илая, секреты, предательство.
Позволь мне унять боль.
Уиллоу не хотела думать об Илае, не хотела думать о том, что произошло, или что он сделал. Она не хотела думать о том, что ее надежды на совместное будущее рухнули так внезапно. Она больше не хотела чувствовать себя так.
Она просто хотела… забыть. Хотя бы на эту ночь.
Тогда сдавайся, Уиллоу. Ночь наслаждения без всяких условий. Ночь для… себя.
Уиллоу прерывисто вздохнула. Протянув руку, она сомкнула пальцы на запястье Киана и кивнула.
— Да.

Три 
Водоворот эмоций захлестнул Уиллоу, когда она переступила порог гостиничного номера — тревога, страх, неуверенность, любопытство, предвкушение, желание. Она не могла определить, что было наиболее значимым.
Может, это и к лучшему? Та путаница ощущений была… ну, на самом деле это было даже немного захватывающе, не так ли? Это было не похоже ни на что, что она когда-либо делала, не похоже ни на что, что она когда-либо думала, что сделает. Но вот она здесь, в номере отеля, намеревается заняться сексом с мужчиной, которого не знает.
Взгляд Уиллоу остановился на двуспальной кровати в центре комнаты, на которую падал мягкий золотисто-оранжевый свет лампы на прикроватной тумбочке.
Я собираюсь заняться сексом с совершенно незнакомым человеком.
О Боже мой, что я делаю?
Дверь за ней закрылась, и Уиллоу вздрогнула, повернувшись лицом к Киану.
Его глаза сузились, скользнув вниз к ее ногам, а затем обратно вверх, очень, очень медленно, пока он не встретился с ней взглядом. Уголок его рта приподнялся в той дьявольской ухмылке, которая должна была вызывать тревогу, учитывая ситуацию — она была в гостиничном номере наедине с незнакомцем. Высокий, великолепный мужчина, который за считанные мгновения перешел от «Тяжелая ночка?» к «Я трахну тебя сегодня вечером».
Уиллоу отвела взгляд с него на белые стены, комод из темного дерева и телевизор с плоским экраном на нем, на письменный стол и стулья в углу. На что угодно, только не на него. Она вцепилась в ткань юбки.
— Итак, что я… Как мы…
— Сними одежду, — приказал Киан.
Она вскинула на него широко раскрытые глаза.
— Что?
Киан смотрел вниз на свои руки. Его длинные пальцы двигались с нарочитой, дразнящей медлительностью, снимая кольца одно за другим и опуская их в карман пальто.
— Раздевайся, — снимая пальто с широких плеч, он взглянул на нее. Его ухмылка искривилась еще сильнее. — Я могу сделать это за тебя, если хочешь.
— Н-нет. Я сама, — Уиллоу опустила взгляд и переступила с ноги на ногу, собираясь повернуться к Киану спиной, когда слова, сказанные Илаем ранее, всплыли из ее памяти.
…чем дольше ей приходится думать об этом, тем больше вероятность, что она струсит.
Нет. Она не собиралась убегать от этого. Она хотела этого.
Запихнув мысли об Илае глубоко в бездну подсознания, где им самое место, Уиллоу собрала все мужество, на которое была способна, и потянулась к молнии на спине. Она расстегнула ее. Прохладный воздух коснулся обнаженной кожи, когда платье распахнулось. Она высвободила руки из рукавов и спустила платье ниже бедер. Ткань прошуршала вдоль ног и упала лужицей к ступням, оставив ее в фиолетовом лифчике без бретелек, трусиках, кружевных черных лентах вокруг бедер и туфлях на высоких каблуках.
Оставив ее уязвимой.
Уиллоу не волновало, что думают о ней другие люди. Она любила свое тело и не стыдилась мягкого живота, растяжек, толстых бедер и большой груди. Но когда на нее смотрел такой мужчина, как Киан… Это было по-другому. Совсем, совсем по-другому. Он был настолько привлекателен, что казался практически неземным. Как она могла сравниться со стандартами кого-то вроде него?
Он выбрал тебя, Уиллоу. Из всех присутствующих там людей он выбрал тебя. Должно быть, он увидел что-то, что ему понравилось. Что-то, чего он хотел.
Отбросив платье ногой, Уиллоу посмотрела на Киана. Ее сердце замерло.
Он уже отложил пальто и снял рубашку. Она не знала, на что обратить внимание в первую очередь — на изящную шею, широкие плечи, безволосую грудь или пресс. Все это было так соблазнительно. Но что в конечном итоге привлекло ее внимание, так это серебряные полоски пирсинга в сосках. Она сжала бедра вместе, преодолевая внезапную боль, пронизывающую все ее нутро.
Где еще у него был пирсинг?
Её взгляд скользнул по подтянутым, рельефным мышцам его живота и следил за неглубокими впадинами пояса Адониса, что исчезали в джинсах.