Однако тема душевных терзаний Саломеи не приобрела настолько широкого развития, насколько волнующий момент ее чарующего танца, особенно в исполнении Гюстава Моро, художника, который отдавал особенное почтение цвету, свету и деталям.
Композиция картины впечатляет множеством красочных мелких деталей, которые художник вырисовывал с каким-то особым упорством. Интерьер на картине абсолютно эклектичный – здесь и Средневековье, и Возрождение, и Восток.
Красавица Саломея представлена танцующей в легком расшитом золотом платье для деспотичного, злобного и завистливого Ирода. Изогнутая в танце фигура с поднятой в повелительном жесте рукой вызывает желание следовать ее воле. Здесь нет и намека на раскаяние, только упоение собственной властью, граничащей с колдовскими чарами. Царевна знает, как прекрасно ее тело, и владеет собой настолько, чтобы принять определенную позу в нужный момент. Невероятно сексуальные изгибы героини покрыты орнаментом из драгоценных украшений, местами вплетенных в костюм. Корсет из золота стягивает талию, но приоткрывает грудь, лоно прикрыто тканью, а большой черный камень на поясе намекает на те сокровища, что таит в себе нетронутое тело. Ниспадающая ткань, будто мантия, подчеркивает статус – она не просто танцовщица, она владычица царских помыслов.
«Явление», Гюстав Моро, 1876 г. / Музей Орсе, Париж
«Саломея», Вардкес Суренянц, 1907 г. / Национальная картинная галерея Армении, Ереван
Однако узнаем ли мы Саломею, если она будет не в танце и не с головой Иоанна? Давайте проверим. В 1907 году армянский художник Вардгес Суренянц создает свою версию.
Убрав лишний антураж в виде царей, матерей и слуг, он показывает нам, пожалуй, самое важное – то, что представляет из себя женщина, особенно восточная. Здесь практически нет оголенного тела или соблазнительных движений танца, но в сексуальности она не уступит ни одной из других вариантов. Горделивый взгляд, направленный вниз и придающий лицу легкий оттенок обиды, делают ее невыносимо привлекательной. Она способна управлять случаем с помощью женских чар, уловок тела и обольстительных танцев, но окончательное решение всегда будет за мужчинами.
Она женщина. В этом ее сила и слабость. Противоречие, которое зачастую будит самые жестокие грани характера.
В таком же антураже конец ХIX века поместил Саломею в одноименную пьесу Оскара Уайльда. Среди многих попыток проиллюстрировать произведение британского писателя непревзойденными остаются рисунки английского художника Обри Бердслея.
Стоит отметить, что иллюстрации вызвали не меньший скандал, чем сама пьеса немногим ранее. Если писатель покусился на святое, выбрав библейский сюжет, то Бердслей создал свое произведение, которое почти не соприкасалось ни с библейской легендой, ни даже с декадентским текстом Уайльда. Убрав повествовательность, мастер модерна создает, скорее, декоративные заставки, большинство из которых трудно соотнести с тем или иным эпизодом пьесы.
Бердслей беспредельно свободен от времени и сюжета, абсолютно своеволен на устроенном им маскараде. Возможно, он нарочно выводит Саломею за рамки библейской истории, а, может быть, лишь отдает дань стилю. Одетая в нечто похожее на японское кимоно, царевна парит над землей, нежно прикасаясь к голове Иоанна Крестителя. Однако если предшественники показывали нам откровенно красивую героиню, то Бердслей придает ей черты ведьмы. Она – зло, в этом нам, по версии английского мастера, сомневаться не приходится. Нет и следа от целомудренной соблазнительности эпохи Возрождения, от сочувствия и понимания, как у Караваджо, и сексуальной энергии, как у Моро. Какие бы мотивы ни двигали действиями Саломеи, она совершила подлый поступок – Обри Бердслей призывает посмотреть на это без лишних иллюзий.
Иллюстрация к пьесе Оскара Уайльда «Саломея», Обри Бердслей, 1894 г.
ХХ век вывел образ из священных текстов на новый уровень. Рихард Штраус вдохновился пьесой Оскара Уайлда настолько, что написал одноименную оперу. Возбуждающая экзотика Востока, пиршество чувственных эмоций и запретных эротических желаний, истерически-нервная природа Ирода, наконец, острота контраста между чудовищным аморализмом гибельно-манящего образа Саломеи и христианскими идеалами Иоканаана манили композитора, решившего передать все это в музыке.
Рафаль Ольбинский, польский художник, сделал вполне любопытную афишу, которая тонко намекала на то, что между Саломеей и Иоанном Крестителем могла быть любовная связь.
При этом, если рассматривать плакат вне контекста, к чему призывает и сам автор, помещая голову мужчины и тело героини в неопределенное пространство, то на ум приходит крылатая французская фраза «Cherchez la femme».
Ищите женщину. Всегда и везде.
«Саломея», Рафаль Ольбинский, 2008 г.
Дама с единорогом
Не в сохранении девственности мудрость природы. Наоборот, потеря девственности приумножает ее достояние: ведь ни одна новая девственница не может появиться на свет без того, чтобы ради этого не была утрачена девственность.
Уильям Шекспир
Скорее всего, вы удивитесь, обнаружив в главе «Обольстительницы» даму с единорогом. Какая же из нее соблазнительница, скажете вы? Давайте разберемся.
С тем, кто такая «дама», все более-менее ясно, но что за существо такое – единорог, и как он связан с нашей героиней?
В бестиариях средневековой эпохи, которые полны всяческих чудищ, единорог занимает особое место. В II–III веках н. э. в Александрии неизвестным автором на основе античных и восточных источников был написан «Физиолог», сборник рассказов о природе, в котором перечисляется и описывается около сорока деревьев, камней и животных.
О нашем рогатом коне рассказывается следующее: «Единорог – животное небольшое, похожее на козленка, но при этом чрезвычайно свирепое. Из-за его необычной силы охотник не в состоянии приблизиться к нему. Посредине головы у него один-единственный рог. Как же удается изловить его? Приводят девственницу, животное прижимается к ее лону, та вскармливает его молоком и отводит в царский дворец. Единорог является образом Спасителя: в самом деле, своим пристанищем он избирает лоно истинной, непорочной Девы».
Со временем образ единорога, которого так и не удавалось ни поймать, ни даже увидеть никому из европейцев, претерпел значительную трансформацию. Из «небольшого животного, похожего на козленка» он постепенно превратился в величественное существо.
Именно таким он предстает в серии шпалер «Дама с единорогом», вытканных около 1500 года и хранящихся в парижском музее Клюни.
В эту эпоху шпалеры были одним из самых популярных видов искусства. Красочные ковры преображали интерьеры средневековых замков, одновременно утепляя их холодные стены, развешивались в соборах и в ратушах, во время турниров на трибунах для зрителей, в праздничные дни коврами украшали улицы, вывешивая на балконах и подоконниках. Как правило, они заказывались и исполнялись сериями, которые насчитывали иногда до двенадцати и более ковров,