– Боюсь, что нет…
– Могу показать дорогу. Если вам не в тягость и если вы не боитесь меня.
Стушевавшись, Оксана отвела взгляд. Её пальцы дрожали, накручивая кончики волос, на щеках горел прозрачный румянец. А ещё от неё исходил запах встревоженной дичи, и Белый вспомнил сладость, когда приложил к губам её окровавленную ладонь. Надо гнать дурные мысли прочь, пока зверь не пробудился и не потребовал своё, но, покуда день едва перевалил за середину и падал мелкий колючий снег, зверю не было здесь места.
– Не бойтесь, это лишнее, – сказал Белый. – Я действительно могу быть опасен, но только в животной форме. До полнолуния ещё две недели.
– Сейчас я боюсь за Альбину, – вздохнув, Оксана забрала за ухо непослушную прядь и направилась к машине, на ходу вынимая ключи. – И почему-то верю вам, хотя и отец, и Вероника Витальевна советовали держаться от вас подальше. Не обижайтесь.
– Я слышу это гораздо чаще, чем вы думаете, – ответил Белый, направляясь следом. Пакеты сгрузил на заднее сиденье, сам сел на пассажирское, предварительно стряхнув снег с ботинок. Салон не успел остыть, мерно гудел вентилятор, под зеркалом покачивался брелок, и в этом было что-то убаюкивающее.
– Сдайте назад, – посоветовал Белый.
– Я не первый год за рулем, – с лёгким раздражением ответила Оксана, включая заднюю передачу. Наверное, она слишком часто получала непрошенные советы и потому привычно активизировала режим ежа.
– Я не так выразился, – поправился Белый. – Сдавайте назад, пока не сосчитаете до трёх, и ни в коем случае не смотрите в зеркала. Мы не поедем по обычной дороге, Оксана Олеговна, мы поедем через Лес.
В зеркале отразились её широко распахнутые глаза – серые, оттенка зимнего неба. Она не стала задавать вопросов, а решительно вдавила педаль газа в пол. «Логан» дёрнулся и покатился назад. Вместе с ним покатились облысевшие клёны, строительная свалка, больничные стены. Небо распахнуло облачные ставни, и в голубую прореху глянуло солнце. Оно было обжигающе ярким, так что Белому пришлось прикрыться ладонью. Звенели на ветру прихваченные изморозью листья, и шины мягко шуршали по хвойному ковру, пока «логан» не остановился в метре от перегородившей дорогу сосны. Опустив стекло, Белый с наслаждением втянул резкий запах Леса – сухих листьев и мха, вонь мокрой шерсти, ягодную кислинку. И ещё железистый аромат, как могла бы пахнуть чужая кровь.
– Зовите меня просто Оксаной, – она повернула лицо и только тогда открыла глаза. Сдавать назад, зажмурившись, требует определённой смелости – это восхищало.
– Ок-са-на, – повторил Белый, прокатывая имя на языке. Оно отдавало молоком и кровью – безошибочно вкус двоедушника. – Езжайте по колее. Видите? И поменьше смотрите по сторонам. Увидите лестницы – сразу отводите взгляд и газуйте. Старайтесь не превышать шестидесяти километров в час, но и не снижайте меньше сорока. Постараемся проскочить быстро.
Она сосредоточенно кивнула, выводя машину на колею, проложенную кем-то сквозь ельник и папоротники, спросила:
– Почему нельзя смотреть на лестницы? Здесь, в Лесу?
– Лестницы опасны, – серьёзно ответил Белый, так же сосредоточенно глядя на дорогу. – Они образуют временную, а иногда гравитационную аномалию. Каменные самые опасные. Никто не знает, кто их поставил и для чего, но вы наверняка слышали рассказы о пропавших людях, иногда рядом с ними открывается портал в другое время, и можно увидеть, как к берегу Америки причаливают корабли Колумба или ордынские баскаки собирают дань с русских земель.
Оксана пугливо глянула вбок, но промолчала, только сжала губы. «Логан» мягко подскакивал на бугрящихся корнях и камнях, и Белый надеялся, что Оксана не станет слишком волноваться о подвеске – в Лесу важно держать скорость, и, если следовать определённым правилам, ничего плохого не случится.
– Лес не любит технику, – продолжил он, – но и препятствовать не будет, постарается избавиться от нас, как от занозы, и чем скорее, тем лучше. Если впереди увидите какое-то животное или… существо, газуйте. Они успеют увернуться, а мы избежим неприятностей.
– Какого рода неприятностей?
– Нас не сожрут.
Облака бежали, отбрасывая длинные тени. Сновала лесавки и зыбочники, уже переменившие шкурку. Кто-то бежал параллельно колее, и Белый видел только смутный многоногий силуэт, собранный из палочек, листьев, мха. По правую руку возникли и скрылись кресты Сандармоха.
– Я видела маму, – сказала Оксана как бы между прочим, но Белый сразу уловил в её голосе тревогу. – Наверное, я снова оказалась в Лесу и тогда увидела её. Она ищет нас.
– Думаете, ваша мать не причастна к исчезновению Альбины?
– Не знаю. Мне показалось, она немного растеряна и очень, очень зла. Она любила внучку.
– А вас?
– Любила, – Оксана запнулась, покусывая нижнюю губу и не сбавляя скорости. – Она боялась за меня. Меня однажды увели с детской площадки, когда я была ребёнком, вы знаете? Думаю, меня увели в Лес.
– Вы помните, кто вас увёл?
– Смутно. Помню странное лицо и светлые глаза, как у куклы.
Обдало холодком.
Белоглазая чудь, которая ушла под землю. Об этом говорил Никита Савин, и его друг тоже твердил о человеке с белым глазом. О человеке, который уводит за собой детей, кормя по пути рябиной.
– Как вы вернулись?
– Не знаю. Я отсутствовала совсем недолго, но после этого случая мама с папой стали ругаться, а вскоре разошлись. Наверное, нам вовсе не стоило приезжать сюда. Пусть бы меня обзывали последними словами, зато Альбина была бы в безопасности.
Белый положил ладонь на сцепленные Оксанины пальцы. Она не отстранилась.
– У вас были хоть какие-то родители, – сказал он. – У меня не было никаких.
– А семья?
– Семьи тоже нет. Не успел обзавестись. Мне ведь было шестнадцать, когда меня посадили.
«Логан» опасно вильнул, но быстро вернулся на колею.
– Значит, это правда? Вы действительно… убили человека?
– В обличии волка, – поправил Белый. – Но это правда. Меня называли людоедом из Выборга. Наверное, слышали?
– Нет…
– Двоедушники не дали информации просочиться слишком далеко. Простые люди не должны были узнать, кто скрывался под прозвищем «Людоед». Но те, кто связан с Лесом, знают.
Оксана не ответила, сосредоточенно глядя перед собой.
Опять повалил снег – крупными, пушистыми хлопьями. Оксана включила дворники и прибавила тепла.
– Я не оправдываюсь, – продолжил Белый. – Этому нет оправданий. Мой учитель, которого я считал приёмным отцом, разочаровался во мне. А там, где я отбывал наказание, у меня появилось много, очень много времени на размышления. Пожалуй, большая удача, что удалось снова выйти на свободу. Относительную свободу, – он усмехнулся и тронул кожу там, где под капюшоном мантии чернел штрихкод. – Зверь должен сидеть на цепи. Но даже цепь куда лучше клетки. Держите скорость, Оксана!
Она послушно вдавила педаль газа,