Снегири сидели, нахохлившись. Их клювы время от времени раскрывались, издавая едва различимое сухое щёлканье.
– Мама, смотри! Снегири! Давай их покормим?
Девочка в пуховой шапке восторженно указывала на деревья, усыпанные птицами.
– Сейчас придём домой, переоденемся, а потом купим семечек и покормим их, да? – отвечала мать, добродушно улыбаясь Белому, отчего он сам нахохлился и накинул на голову капюшон. Ему, перевертню, давно не улыбались женщины.
– Снегири не едят семечки, – сказал он.
– А что едят? – заинтересовалась девочка.
– Рябину.
Белый побрел прочь, загребая ботинками снег. Ледок хрустел под подошвами, а спину сверлили внимательные птичьи глаза, но Белый не оборачивался.
Он купил три больших яблока и пачку печенья.
Инфекционное отделение располагалось во флигеле первого этажа, не тронутого пожаром. Строительные работы на пострадавших от огня участках велись вовсю: мусор сваливали прямо во дворе, и Белый прошёл мимо кучи нагромождённых невпопад досок, обломков арматуры и старых оконных рам. Из открытого окна летели искры сварки. Рабочие переговаривались на родном языке. Где-то захлёбывалась визгом сирена скорой.
– Простите, мы пока не пускаем посетителей, – извинилась дежурная медсестра, молодая и привлекательная, совсем не похожая на ночную сиделку травматологии. – И у наших пациентов строгая диета.
– Не подумал об этом, – с сожалением ответил Белый, всё-таки оставляя приготовленный свёрток. – Может, передадите позже?
– Как только пойдёт на поправку, – пообещала медсестра. – Вы кем приходитесь Веронике Витальевне?
– Сослуживец.
– Понимаю. Но главный врач распорядился не пускать даже родственников.
– Состояние настолько тяжёлое?
– Нет, но лучше исключить любые контакты с потенциальными носителями инфекции.
– Понимаю, – не стал спорить Белый. – А скажите, какую воду пьют ваши пациенты?
Медсестра слегка приподняла брови, но всё же ответила:
– Привозную, из скважины.
– Это хорошо.
– Что-то случилось?
– Что-то может случиться, – ответил Белый. – Поберегите здоровье.
Ещё раз извинившись, распрощался.
Снег всё падал, но реже. В припорошённые, забранные решётками окна ничего не разглядеть, как ни пытайся и ни вытягивай шею. Зато на белой дороге отлично виден красный «логан».
Сощурившись, Белый подождал, пока машина припаркуется, и шагнул навстречу.
– Здравствуйте, Оксана Олеговна.
Воронцова вскинула глаза. Выражение тревоги за последние дни прочно укоренилось на её лице, от снега щёки стали румяными, кукольными.
– Вы позволите взять сумки?
Она растерянно оглянулась, будто напрочь забыла о существовании пакетов. Сквозь тонкий полиэтилен отчетливо проступали сочные бока апельсинов, связка бананов, конфеты и пачка чая.
– Сумки, – повторил Белый. – Вы приехали навестить кого-то?
– Да, – натянуто улыбнулась Оксана, поправляя выбившуюся из-под шапочки прядь. – Конечно. Простите, не ожидала увидеть здесь вас. Как ваше самочувствие?
– Рана побаливает на погоду, – ответно улыбнулся он. – В остальном в порядке.
Он забрал пакеты и подождал, пока Оксана поставит машину на сигнализацию.
– Приехали навестить Астахову?
– Откуда вы узнали?
Он пожал плечами.
– Кроме отца, в городе у вас больше нет знакомых. А его видели вчера в полиции.
– Как проницательно, – рассмеялась Оксана и, кажется, оттаяла. – Правда, ещё есть вы.
– Только не говорите, что пришли бы навестить меня в больнице!
– Почему нет?
На этот раз рассмеялся Белый, скрывая за смехом неловкость.
Мысль о том, что женщина захочет навестить перевертня в больнице, вызывала замешательство. Долговременных связей Белый не заводил, а от случайных не ждал привязанности и тепла. Фактически, сколько себя помнил, он был одинок. Так было в детском доме, так было в «Заповеднике», и так было в тюрьме. Жизнь не меняется по щелчку пальцев, не изменится и теперь. Другое дело – начальница уголовного розыска. Для неё можно выкроить время, чтобы завезти пакет с апельсинами и справиться о здоровье. Двоедушники умеют смирять звериное начало, перевертни – нет.
– Сожалею, но к Веронике Витальевне никого не пускают, – сказал Белый. – Я оставил подарки дежурной медсестре, но сомневаюсь, что яблоки продержатся долго.
– О! – в голосе Оксаны прозвучало разочарование, и она с явным сожалением покосилась на пакеты. – Всё так серьезно?
– Не знаю. Вы сами, случайно, не пили воду из-под крана сегодня?
– Упаси боже! Такой отвратный запах!
– Вы тоже его почувствовали? – Белый был заинтригован. Своему носу он доверял, но почему легавая с её чутьем не распознала опасность, а распознала только приезжая женщина, до недавнего времени даже не подозревающая, что она двоедушник? – Удивительно, столь тонким нюхом обладают немногие, даже в животном мире. Знаете, кто?
Оксана качнула головой, немного сбитая с толку, но заинтересованная. Непринуждённая болтовня Белого всегда успокаивала людей, погружая в подобие транса.
– Слоны, – сообщил он, и Оксана рассмеялась.
– Неужели?
– Правда! Они по запаху находят воду даже за двадцать километров! У слонов самое большое количество генов, связанных с обонянием. Но медведи тоже не отстают. Не знали? Их нюх в семь раз лучше, чем у собаки! Как видите, я не являюсь чемпионом среди нюхачей.
– Вам что-то известно об Альбине? – в глазах Оксаны затеплился огоёек надежды.
– К сожалению, не больше вашего.
– Жаль, – Оксана опустила голову, волосы снова выбились из-под шапочки и упали на её лицо. – Сегодня первый снег. Альбина любила первый снег. А теперь она совсем одна, а ночи такие холодные…
Белый опустил пакеты на землю. Подойдя, мягко тронул её за плечо.
– Её обязательно отыщут, вот увидите. В Лесу не так опасно, как воображают многие. Там достаточно укромных мест и пищи, а зима может наступить гораздо позже или не наступить никогда.
Оксана всхлипнула, дрожащими пальцами тронула уголки глаз.
– Там останавливается время, а дороги расходятся в самых неожиданных направлениях, – продолжал Белый. – Можно войти в Лес в Карелии, а выйти в Сочи. Или плутать в нём весь октябрь, а выйти на дорогу уже в июле.
– Я всегда считала подобное эзотерической чушью, – сквозь слёзы улыбнулась Оксана. – И до сих пор не могу привыкнуть. – Она вздохнула. – Ума не приложу, что теперь делать с апельсинами.
– Можете съесть их сами, – предложил Белый.
– Лучше угощу вас. Вы слишком много делаете для меня и дочери, и… всех других детей.
Она осеклась. До Белого донёсся щекочущий запах чужого страха. Что ей рассказала Астахова? Правду?
Прошлое никогда не отпустит, никто не позволит ему забыть. Зверь однажды возьмёт своё, если не сейчас – то позже. Белый боялся, что этот момент наступит слишком быстро, а потому всеми силами воздерживался от близкого общения с людьми, ни к чему не обязывающих разговоров, вечерних посиделок и прогулок по петербургским набережным. Любой человек, особенно близкий – потенциальная добыча, так нашёптывала память крови.
– Вы ведь на машине? – спросил Белый, меняя тему, чтобы в том числе отвлечься и самому.
– Да. Вас подбросить до дома?
– Окажите любезность, – Белый постарался говорить как можно дружелюбнее. – Но не до дома. Тогда, в Сандармохе, я напал на след. Почуял его. Убийца пришёл не из