— Нью-Йорк кажется таким далеким, но, может… — произнес он, и конец фразы повис в воздухе.
— Нет, — решительно заявила Вероника, догадываясь о ходе его мыслей и не давая ложных надежд. — Мы прекрасно провели время, но всему приходит конец.
Пара простилась в фойе гостиницы. Вероника, желая отправиться спать, не пригласила его в номер. После нежного поцелуя они расстались. Мэттью видел, как она скрылась из виду, и пытался запечатлеть ее образ в памяти. Он стоял как вкопанный, пока не закрылись двери лифта. Незадолго до наступления утра портье помог уложить багаж Вероники и тетушки в машину, передал водителю необходимые бумаги и сообщил ему, что сумки и чемоданы нужно отправить на вокзал Орси и погрузить на поезд, следующий до Гавра.
Мэттью, простояв всю ночь на противоположной стороне отеля, под утро наблюдал, как две американки наконец-то вышли из отеля «Ритц». Вероника казалась совершенством в своем ярко-зеленом платье. Светло-русые локоны выбивались из-под зеленой шляпы, украшенной перьями и искусственными цветами. Мэттью воздержался от того, чтобы перейти улицу, подхватить ее на руки и молить остаться в Париже.
— Не могу дождаться возвращения в Нью-Йорк, — холодно заметила она тетке, ожидая, когда шофер откроет перед ними дверь. — Я так устала от этого сброда.
— Знаю, о чем ты говоришь, — ответила старуха. — Европейские мужчины стараются ублажать богатых американок. Иногда это кажется так унизительно.
Слова женщины ошарашили Мэттью. Он понял, что ничего не значил для Вероники.
«Я был для нее просто мужчиной напрокат для сопровождения на ужин или в театр, мальчиком на подхвате, чтобы носить сумки».
Когда машина скрылась из виду, навсегда увозя женщину, которую любил, угрюмый музыкант направился домой на Монмартр.
* * *
С отъездом Вероники Париж потерял часть своего великолепия. Для Мэттью наступила монотонная жизнь, и она его не радовала, как и музыка, которая с детства вдохновляла и утешала. Его планы поступить в парижскую консерваторию были оставлены.
Горас Филбрик, считая, что лучшим избавлением Мэттью от меланхолии станет знакомство с другой девушкой, пригласил его вечером пойти в город.
— Я хочу тебя представить подруге Виолетты. Она танцует в «Фоли-Бержер».
— Не хватает еще одного знакомства с женщиной.
— Что же ты собираешься делать? Уйдешь в церковь или станешь монахом?
«Уж это лучше, чем страдать с разбитым сердцем», — подумал Мэттью, но в конце концов уступил уговорам друга.
Девушка, с которой познакомил его Горас, была симпатичной, но не могла сравниться с Вероникой. В конце вечера все четверо остались в кабаре до позднего вечера.
— Я буду пить абсент, — заявил Мэттью официанту после того, как остальные заказали себе вино.
— Абсент? — засмеялся Горас. — Один стакан, и ты будешь цитировать Рембо и Верлена.
— Мне нравится этот напиток, — в оправдание ответил убитый горем друг.
Под конец вечера его настроение улучшилось: он улыбался, шутил, чего не делал с того самого утра, когда увидел перед гостиницей «Ритц» Веронику с тетушкой. Горас оценил хороший юмор друга в женской компании, но Мэттью знал, что это действовал алкоголь. Абсент лишь только на время притуплял его боль. То, что началось как потребность соблюдать обычаи, теперь переросло в злоупотребление алкоголем. Мэттью больше не стремился посещать кафе или кабаре: он просто покупал бутылку абсента, приносил в комнату, брал ложку с прорезями и клал кусочек сахара. Как у многих алкоголиков, потребление спиртного со временем стало возрастать. Однажды он выпил всю бутылку и переступил в мир, в котором никогда не бывал никакой другой поклонник абсента.
Как только он в пьяном угаре завалился на стол, из рук выпал пустой стакан и разбился о плитку пола. Возможно, Мэттью так бы и пролежал в таком состоянии, если бы не яркий зеленый свет, внезапно появившийся в проеме кухни. Не поднимая головы, он открыл глаза и пристально посмотрел на светящуюся фигуру женщины.
— Кто?..
В таком пьяном состоянии он смог вымолвить лишь одно слово.
«Это, должно быть, знаменитая зеленая фея», — подумал он, но не заметил у нее крыльев. Женщина приблизилась и остановилась в нескольких дюймах от стола. На ней было прозрачное платье, которое едва прикрывало тело. Взгляд Мэттью задержался на ее совершенстве, но глаза не видели лица, обрамленного густыми зелеными локонами.
— Вероника, — простонал он.
Казалось, что сходство с красивой американкой отрезвило его. Он легко поднялся, подошел к ней и взял на руки. Проснувшись на следующее утро, все еще лежа на кухонном столе, он пришел к неутешительному выводу, что ночь страсти была всего лишь сном. Конечно, это не остановило его от покупки еще бутылки абсента.
Вот и опять, когда он осушил последний стакан и поставил его в центр стола, на кухне возник яркий зеленый свет. Хотя несчастный и понимал, что Вероника была лишь видением, устоять перед ее соблазном он не мог.
Ночь за ночью он оставался дома и напивался за кухонным столом. Все и всё в его жизни перестало иметь значение, кроме la fée verte. Погружаясь глубже в пучину алкоголя, он лишился работы и соответственно был выселен хозяином квартиры. Будучи в состоянии спутанного сознания, он все же четко понимал, что стал безработным и бездомным, а отсутствие средств уже не позволяло ежедневно покупать бутылку абсента.
И вот однажды, после проведенной ночи с зеленой возлюбленной, он проснулся в канаве с помоями и понял, что достиг дна.
«Что со мной случилось? — задавал он вопрос. — Как я мог так низко опуститься?» Уставившись на Эйфелеву башню, которая взмывала в парижское небо, он понял, что единственной надеждой на нормальную жизнь было возвращение в Англию.
* * *
Когда Мэттью проснулся в той самой кровати, в которой родился двадцать лет назад, он почувствовал запах приготовленного завтрака. Он улыбнулся, но не от радости.
— Пора вставать, — позвала жена.
Солнце только встало, он поднялся, надел халат и направился в кухню.
— Как себя чувствуешь? — спросил он Джудит и с любовью поцеловал в щеку.
— Устала, — ответила она и приложила руку к животу. — Казалось, что ребенок всю ночь танцевал канкан.
Упоминание о популярном французском танце напомнило о времени, проведенном в Париже. Устроив домашний очаг, он давно не мучился воспоминаниями о прошлом. Возвращение в родительский дом, работа учителем музыки, женитьба на Джудит Кауэлл, готовившейся стать матерью, игра на органе в церкви Барон-Вудс — такую жизнь он представлял после похорон отца. Странно, что именно тогда он решил отправиться в Лондон. Мэттью позавтракал, вернулся в спальню и переоделся.
— Буду дома как обычно, — сообщил он.
— Хорошо, на ужин