К сожалению, черенок был слишком тонкий, а металлические петли ворот — слишком широкие. После обязательных уговоров, в стиле «Володенька, отвори дверь, я ведь тебя зубами загрызу», под завывание щекастого, жители Журавлевки, в шесть рук, принялись рвать на себя створки гаражных ворот, засовывая в щель жало монтировки или ломика, мне в темноте было не очень хорошо видно, но ворота ходили ходуном, а черенок бился в петлях, готовый в любой момент переломиться. Я закружил по гаражу, в поисках трубы, или еще чего-то, что можно было вставить вместо, не прошедшего проверку, черенка, но ничего не мог нащупать в темноте, тогда я оторвал картонку, что закрывала окошко…
В гараже стало светлее, но ничего подходящего я не видел… Мой взгляд метался по запчастям и прочему барахлу, что отвозят в гараж, когда негде складывать дома, как вдруг я замер поражённый. Для чего мне метаться, как крысе в западне, если в моем гаражном боксе есть аварийный выход? По непонятному капризу строителей здания ГСК, в моем боксе, вместо дырки для вентиляции, соорудили волне себе приличных размеров окошко. Конечно, оно было габаритами не как в ванной комнате советской «хрущёвки», но очень близко к этому. Я перевернул пластиковое ведро, стоящее у стены, встал на него, распахнул раму и примерился плечами. Вроде бы должен пройти.
— Адью, неудачники. — гаркнул я радостно и вытянув вперёд руки, нырнул в окно проём…
Тварь! Если выживу, буду! Буду по утрам бегать. В проем по плечам я прошел, а вот жопа… И теперь я висел вниз головой, выставив перед собой руки и извивался в безумной ламбаде, постоянно защемляя рамой свое «хозяйство». Ну еще немного, еще миллиметр. Земля внезапно рванула мне навстречу, я успел подставить руки и рухнул лицом в сугроб, ошалело встал на четвереньки, пытаясь понять, куда бежать. В гараже грохнул металл и в окошке появилась отвратительная рожа скуластого… Что-же я лежу, и отплевываюсь снегом, как на горнолыжном спуске в Шерегеше? Я вскочил и бросился вперед.
Наше гаражное общество было построено на землях энергетиков, по доброй воле энергетического начальства, которое, в обмен на несколько кирпичных боксов уступило нам участок, примыкающий к подстанции. Я не разбираюсь в этих киловаттах и мегаваттах, я просто бежал в сторону людей в красных касках на теплых подшлемниках, что столпились у производственно-бытового корпуса подстанции, что-то орали и махали мне руками. Да знаю я, что за мной бегут — у пристяжи Михалыча жопы оказались более поджарыми, и они в окошке не застряли, а даже слышал, как они пыхтели за моей спиной. Я рвал из-за всех сил, торопясь к людям. Тем более, что некоторых из них я должен был знать, половина соседей по гаражу работала на ТЭЦ и его разветвленном хозяйстве, что занимало здесь всю округу…
Я замер как вкопанный, боясь опустить вторую ногу в снег. Прямо передо мной, с серьезной такой П- образной опоры, свисал толстый и зловещий провод, конец которого свернулся на снегу, как удав, поджидающий свою добычу.
Теперь я понял, что стало причиной отключению подачи электрической энергии в наш кооператив, а еще в голове всплыл текст из серой, отпечатанной на плохой бумаге, брошюрки. «Шаговое напряжение». Я не так много запомнил из курсов обмотчиков, на которых учился перед армией, но то, что в этой ситуации надо держать ноги вместе я выучил накрепко… Я поставил ноги вместе, сжал накрепко колени, повернулся вбок и пошел, быстро переставляя ступни, гусиным шагом, слыша за своей спиной хриплое дыхание и хруст снега под ногами преследователей.
Я, когда был маленький, часто был вынужден ходить под проводами могучих ЛЭП, провода которых вполне ощутимо потрескивали от мощи, проходящих через них, мегаватт. И мне казалось, что в любой момент один из этих толстых проводов, что висели высоко, на уровне пятого этажа, сорвется вниз, с изолятора, и ударившись о землю, с легкостью разрежет меня на две половинки. И я подолгу задумывался, буду ли я, располовиненный на две части, стоять, глупо хлопая глазами или угасну сразу, как перегоревшая лампочка. Видимо, этот детский ужас и заставил меня не думать о бегущих за мной, по пятам, убийцах из пригорода, а, лишь старательно переставлять ноги, сжав их как можно плотнее.
Характерный треск, раздавшийся у меня за спиной подтвердил, что линия не была обесточена, а мои опасения — напрасными…
— Серег, че за нах… — снова треск и новые крики людей в синих спецовках.
Я ускорился, передвигая ноги с запредельной частотой и лишь у самого ограждения подстанции позволил себе идти нормальным шагом. Перелезая через забор, и чувствуя себя в относительной безопасности, я позволил себе оглянуться.
Среди опор ЛЭП и прочих трансформаторов, на белом снегу, в паре метров от провода, лежали друг на друге два темных силуэта и, кажется, даже немного дымились, но это были уже не мои заботы. Я перемахнул через забор и побежал вдоль, исходящего паром, канала, что отводил от ТЭЦ перегретую воду.
Михалыча я застрелил этой же ночью. Без затей, после полуночи, постучал в окошко его избы, и когда председатель, держа перед собой фонарь, приблизил лицо к стеклу, пытаясь разглядеть через изморось, у кого появилось к нему срочное дело, просто дважды выстрелил в ненавистное лицо, спокойно подобрал гильзы, пока в избе орали два женских голоса и, не торопясь, ушёл.
Дойдя до трассы, выбросил в кусты огромные, измазанные в навозе калоши, в которые умудрился засунуть ноги, обутые в кроссовки, сел в свою черную «копейку», припаркованную за высоким снежным валом отгребённого с дороги снега, и спокойно поехал в Город. Если милиция привезет собачку, и она встанет на, пахнущий навозом след, то, максимум, приведет собачка своего вожатого к оживленной дороге и для меня это не будет иметь никакого значения. К сожалению, щекастого этой ночью я не нашёл, так как фамилию его я не знал, и слишком много времени заняли разговоры в сестричками из приемных покоев городских больниц с целью узнать, не поступал ли к ним пациент с рубленой раной колена. Когда я, под утро, добрался до областной больницы и двинулся ко второму