— Ты же устал, — хрипло пробормотала я, ничего пока не понимая.
— Я выспался.
— Голодный, наверное.
— Еще какой голодный, — и словно в доказательство, он укусил меня за плечо.
— Мир, ты всерьез?
— Остановишь меня?
Я прикусила губу. Теперь — при свете дня — не готова оказалась я. Ночью все казалось проще. Он мужчина, я женщина, мы в одной постели…
Не спрашивая, не замечая моего смущения, он ловко стянул просторную ночную сорочку и тихо выдохнул с восхищением:
— Ты невероятно хороша, Мари. Не дрожи, я не буду ничего делать, пока ты не попросишь.
Я хотела напомнить, что вчера уже просила… но когда он дотронулся до моей груди, захлебнулась вздохом. Успеем еще поговорить…
Цепляясь за его могучие плечи, кусая губы и жмурясь, я принимала его ласки. Руки, губы, язык… Казимир знал о телесной любви куда больше, чем я могла помыслить. Для него не было никаких запретов. Терпеливо и нежно он сводил меня с ума и дождался, наконец, что я взмолилась:
— Не мучай меня больше!
— Разве тебе не нравится?
— Очень, очень нравится.
— Тогда чего ты хочешь?
— Я не знаю! Дай! Прямо сейчас!
И он дал. Его пальцы творили что-то невообразимое. Меня всю выгнуло, волна ослепительного наслаждения накрыла с головой. Я, кажется, закричала и даже заплакала. Одним движением он накрыл меня собой, раздвинул колени… Я уже ничего не понимала, ошеломленная, оглушенная случившимся, и даже короткая резкая боль едва ли привела меня в чувство.
А потом Казимир отстранился и притянул меня к себе на грудь. Погладил по волосам. Тихо спросил:
— Ты как, маленькая? Я тебя сильно напугал?
— Очень, — усмехнулась я. — Ненавижу тебя… — и, выдержав драматическую паузу, продолжила: — И от этого ты так долго бегал? Если б я знала, что супружеские объятия столь прекрасны, я бы пришла к тебе в постель сразу после свадьбы.
— У меня сердце слабое, — проворчал Казимир. — Уже успел испугаться. Лисица ты рыжая!
— Заслужил! — и я смело укусила его за нос. — Можно спросить?
— Все, что угодно, моя радость. Задавай любые вопросы.
— А ты сам… ну…
— Да.
— Так быстро?
Он хрипло рассмеялся и пояснил:
— Я терпел долго. И потом, тебе в первый раз много и не нужно.
Удовлетворенная ответом, я потянулась, натыкаясь рукою на… на свидетельство его лжи. Что-то непохоже, что он “да”. Впрочем, сейчас мне ничего больше не хотелось, только принять ванну и, наконец, позавтракать, поэтому я сделала вид, что ничего не заметила.
— Как думаешь, я могу понести теперь? — спросила, поднимаясь и заворачивась в простыню.
— Возможно. Мне-то откуда знать, я не доктор, — Казимир сел на постели, пожирая меня жадным взглядом. — Но вечером мы можем… продолжить близкое знакомство. Никаких больше раздельных спален, моя дорогая.
— А мне с тобой рядом спать больше нравится, — кивнула я. — У тебя кровать удобнее и ванна больше.
Не ведая, какой удар нанесла самолюбию супруга, я легкомысленно упорхнула в уборную. Алые разводы на бедрах меня немного удивили, но я ведь знала, что так и должно быть, поэтому переживать не стала. Все прошло замечательно, я охотно повторю это вечером, а сейчас — завтрак! Я ужасно голодна!
В столовой я неожиданно обнаружила Данила Озерова. Он с аппетитом уплетал кашу с ягодами в компании матушки и Ильяна.
— Данил, а вы тут какими судьбами?
— Нас известили о вашей беде. Приехал ночью узнать, не нужна ли помощь.
— Очень нужна, тут раненые!
— Я видел. Сделал все, что смог.
— Вы настоящий друг, Данил!
Сегодня я была столь счастлива, что могла расцеловать весь мир. И целитель это заметил.
— Прекрасно выглядите, Мари. Вся цветете.
— Благодарю. Это потому, что Казимир — очень заботливый супруг.
Я и вправду считала, что мне очень повезло с мужем. Если бы не его болезнь, мы могли бы быть еще счастливее.
— У вас хватит сил его осмотреть? Мне кажется, Миру чуточку лучше.
— Разумеется, я на него погляжу, — кивнул Данил. — Я останусь у вас в гостях на пару дней, так будет лучше всего. Не стесняйтесь обращаться ко мне с любым недомоганием.
Я кивнула, твердо зная, что сама лучше доверюсь Марку Пиляеву, чем княжичу Озерову. С Марком как-то проще.
Данил подтвердил слова Марка: Казимир и в самом деле был в полном порядке. Дырка в сердце никуда не делась, но какой-то серьезной угрозы жизни пока не было. Даже не смотря на то, что Долохову пришлось вчера серьезно поволноваться. Сам же Казимир ворчал, хватался за несуществующую бороду и грозно хмурил брови, а потом глядел так пристально, что меня в жар бросало. Интересно, то, что было утром… ему понравилось? Захочет ли он повторить?
Мои щеки вспыхивали от каждого его слова и взгляда. Я не могла не вспоминать о случившемся. Решила спрятаться в кабинете — нужно было дорисовать эскизы. А у супруга своих дел немало, не стоит мешать.
Вечером я была поцелована в лоб и уложена спать без всяких намеков, наутро проснулась одна в постели. Потом Мир уехал вместе с Данилом на несколько дней — хоронить погибших и договариваться о выплатах пенсий вдовам. Я осталась одна.
Вот же странный человек, разве правильно это — сбегать от молодой жены так трусливо? Что я сделала не так? Неужто не нравлюсь? Или, может, он уже жалеет о содеяном? Если ему лучше, если призрак смерти больше не стоит за спиной, ему жена и не нужна, во всяком случае, такая как я?
Все эти раздумья не прибавляли мне бодрости. Целыми днями марая бумагу в кабинете, я сделалась слаба и печальна. Матушка выгоняла меня на прогулки, заставляла обедать и ужинать, хоть и не хотелось. Приходилось слушаться.
Сама она расцвела и похорошела. Пиляев прислал ей очки, матушке они подошли распрекрасно. Теперь она порхала по дому с улыбкой, с удовольствием помогала на кухне Устине и даже снова взялась за вышивку. Мне никак не хотелось ее расстраивать, и я молчала и о головокружениях, и о бессоннице.
Вернувшийся Казимир застал меня в гончарной мастерской. Я разрисовывала чашки — и, признаться, получалось у меня весьма недурственно. Тонкие