Покемарив немного над вторым бокалом вина, Ларик тяжело вздохнул и нехотя встал. Затем он попрощался с поварихой, посетил отхожее место и пустился в долгий путь, надо понимать, ведущий в северо-восточное крыло замка.
Пол старательно поддерживал связь, чтобы как следует запомнить маршрут – в надежде, что тот ведет в личные покои Ларика. Но тот вел все дальше и дальше и спускался все ниже и ниже, уходя куда-то в сторону горы.
Всякие следы роскоши тут уже исчезли: повсюду лежала пыль, как будто эти комнаты никто толком не использовал – разве что в качестве склада поломанной мебели.
Дальше оказалась… ну, скажем так, зона пустой и безвидной тьмы, где Ларик засветил огонек на конце своего меча и поднял его повыше над головой на манер факела. Вскоре он уперся в стену, голую и мокрую, по которой провел рукой и пошел вдоль нее, пока не наткнулся на проем в скале, за которым вниз уходили – и весьма круто! – грубо высеченные ступени.
Проход сузился, выровнялся, повернул. Маг пошел медленнее, повернул еще два раза и почти споткнулся. Впереди показался высокий массивный утес… с чем-то большим и, возможно, светоотражающим на верхушке.
Рука его задрожала, меч с огнем опустился; человек полез вверх, задышал глубже. Добравшись до вершины, он бухнулся на колени и замер. Пол никак не мог разглядеть, что находится прямо перед ним, потому что с глазами Ларика что-то сделалось не так.
Он подождал еще, но ничего не произошло. А дальше прибыла еда, и контакт пришлось разорвать.
Закончив трапезу, Пол отодвинул поднос и опять поискал золотую ниточку, но та либо уплыла куда-то, либо растворилась. Надо было привязать ее к чему-нибудь… такому, что сразу потом попадется на глаза.
С другой стороны, за день он успел ужасно устать, а до утра его все равно никто не побеспокоит. Соорудив себе гнездо из ветоши на скамье, юный мистер Детсон вытянулся во весь рост и накрылся одеялом. Перед глазами замельтешили мириады картинок из прошедших двух дней… – неудивительно, что он мгновенно заснул.
Картинки, впрочем, тотчас пропали, а вместо них накатило то, другое сознание.
Ему стало вдруг ужасно холодно, а в следующий миг он уже стоял перед Вратами.
Сзади был кто-то еще, но повернуться и посмотреть он не мог – да и, откровенно говоря, не хотел.
Правая створка ворот отворилась – не широко, но достаточно, чтобы он смог протиснуться, – выпуская извилистые струйки дыма или тумана. Видение пришло стремительно и четко – качество картинки было куда лучше, чем в прошлые разы, и Пол со своей стороны не испытывал ни колебаний, ни сомнений: он сразу же шагнул вперед и вступил в лежавший за Вратами дивный край.
И первое, что он в нем увидел – совсем недалеко посреди всего этого разорения, – была голова.
Насаженная на заостренную жердь, со все еще открытыми глазами – да, на него таращилась голова одного из демонических созданий. В этой экспозиции было что-то прямо-таки личное – персональное предупреждение ему, Полу, которое он ни в какое иное время не счел бы забавным.
А сейчас – счел.
Превращение снизошло на него, и, подмигнув плачевной роже, он взмыл, подобно бесплотному духу, в подернутый белесой дымкой стылый воздух.
Внизу меж скал змеились колеблемые ветрами песчаные дюны. Он взял курс на юг и понесся, с каждой секундой все быстрее. Ликование поднялось внутри неудержимым приливом, да так, что ему захотелось возвестить свою радость всей раскинувшейся внизу земле гласом тысячи труб. Он распахнул свои черные крылья – обширные, как паруса могучего судна, – и ударил ими небо, и поднялся так высоко, что вдали наконец стали видны его горы.
Он, Продромолу, помнил свою другую жизнь – как во сне или в грезе – и уже позабыл и Врата, и голову, и ничтожную человеческую тварь по имени Пол Детсон, являвшуюся ему некогда в видениях… возможно, но не наверняка. Ни в чем из этого он больше не нуждался.
Достигнув горного хребта, он кинулся на него в божественной ярости, сражаясь с ураганной силы ветром, тщившимся швырнуть его о скалы. Шесть раз он брал приступом высоты, и шесть раз ветер давал ему достойный отпор, отбрасывая назад.
Но седьмая попытка все же увенчалась победой, и его изваяние, истекающее медом и пряностями, вином и кровью, было повержено и разбито одним Звуком, который он издал. Там, где пролетала его тень, на земле рушились здания и поклоняющиеся ему падали и гибли в муках.
И тогда Ниалит встала пред ним, подобная башне из темного пламени. Они встретились над водами неподвижного океана и пустились в пляс, опоясывающий все миры. Звезды сыпались вокруг, как горящие души, а ревущие ветра несли их по сверкающему самоцветами поясу планеты. Их движения становились все яростней, все неистовей, и гибли короли, и низвергались храмы. На Ледяных горах он заговорил снова, и созиждилось Заклятие Врат, а Талкне, Змей Неподвижных Вод, завершил свой тысячелетний путь и поднялся из глубин, ища его…
Пол еще успел узнать про Ключи и про обещание темного бога, но тут ему пришлось спешно выйти из забытья и оказаться опять у себя в камере.
Все еще одной ногой в том, другом мире, он сел у себя на лавке и уставился на призрачную фигуру женщины, которая стояла посреди комнатки. Губы ее шевелились, пальцы свивали какие-то знаки, лишенные красок глаза неотрывно буравили чужака. Приподнявшись, Пол протянул к ней руку.
Дама отпрянула, внезапно встревожившись. Пол руку убрал и постарался придать лицу дружелюбное выражение – и даже попробовал изобразить нечто вроде «для волненья не видно причины, заходите, будьте как дома!». Гостья заколебалась, поизучала его некоторое время, потом медленно указала на него… на дальнюю стену камеры… посмотрела на него еще раз и отрицательно покачала головой.
Пол нахмурился.
Она повторила все еще раз, потом вдруг показала ему пять пальцев одной руки и к ним еще два – другой, покачала головой и снова повторила изначальную секвенцию жестов. Пол пожал плечами и вдобавок руками развел – мол, нет, все равно никак, дорогая леди.
Та в ответ принялась ломать руки.
Он встал. Она отскочила.
Он шагнул к ней. Она отступила.
Отплыла к дальней стене – и прошла сквозь нее, оставив по себе лишь слабое дуновение какого-то экзотического аромата.
Пол вернулся к скамейке и сел.
Фантастический визит слился в его непроснувшемся разуме с