Всякое движение внизу прекратилось, замерло в мгновение ока.
И он понял.
Обратившись к водам, он полетел над ними, все стремительнее, пока мир не смазался в серый тоннель. Он двигался вдоль той линии силы, что привела его сюда, и ощущал впереди присутствие, к которому лежал его путь.
В конце тоннеля ждала тьма.
Но вот, словно в рассеявшей ее на мгновение вспышке, он узрел гигантский крылатый силуэт, распластанный на фоне лилового неба, очерченный зубчатыми молниями. Но минул миг, и его снова властно потащило к этой назначенной встрече, а пробудившееся сознание распадалось, текло и сливалось в нечто новое.
Он распахнул клюв и послал ответный крик над тихими, неподвижными водами. Крик восторга и знания, что он, Генри Спир, воссоединился с древним разумом Продромолу, Отверзателя Пути.
На спинах ветров он вознесся до большой высоты и ринулся оттуда вниз, любуясь своим отражением в глади моря – тенью птицы, окутанной зловещим сиянием. Вот она, сила! Теперь он призовет народ свой и поведет через опустошенные земли туда, где стоят Врата. Там воздвигнет он свое человеческое тело на другой стороне границы.
Неважно, что лишь один из Ключей занял свое место. Заручившись помощью Отверзателя, он справится и так – как только добавит к чарам кровь кого-то из павших. Отныне ничто уже не остановит слияние планов и спасение его мира!
Он ударил крыльями, еще мощнее посылая себя вниз, наслаждаясь их силой, вспарывая концами перьев гладь вод, под которой ходили светящиеся тени.
Но тут разрывающей море башней из чешуи и ила Он вознесся пред ним, глядя немигающим багряным взором, неся разорение пучин на своих царственных рогах – обломки кораблей и чащи водорослей, – и на могучей его спине облаченные в раковины придонные мусорщики плясали среди остовов парусников и обломков костей. И, опадая назад, в пучину, Он качался всем своим колоссальным телом, Утаскивающий-Назад-в-Грязь изначального творения, Талкне, Змей Неподвижных Вод, эонами ждавший возобновления их вечной битвы.
Крылья Продромолу раскинулись в стороны, загребая воздух, замедляя падение, и этим-то моментом воспользовался Талкне, чтобы ударить.
Подобно молоту, голова змея пала на трепещущую птицу, сбив в облаке перьев в воду, и сама нырнула следом.
Когти Продромолу выбросились, как у ножа-автомата, только размером с добрый скимитар, и пропахали длинные борозды в змеином боку. Клацнул клюв, но Талкне накинул петлю ему на голову.
И они покатились кувырком в волнах, вздымая тучи брызг и пятная кровью белизну пены, летевшей во все стороны. Когти птицы царапали и царапали тело змеи, пытаясь за что-нибудь уцепиться, а петля давила на шею, и голова Талкне металась влево и вправо, вперед и назад, ища просвет для смертельной атаки.
Небо над ними стемнело и вновь просветлело, а далеко за просторами вод снова раскатился пронзительный вопль Ниалит.
– На этот зов ты уже никогда не ответишь, Птица, – прошипел Талкне.
– Мы уже говорили с тобою об этом раньше, Змея, – ответил Продромолу.
И тогда в первый раз встретились их глаза, и настал долгий, немыслимый миг.
– Пол? – проклекотал он.
– Генри?
Но Продромолу захлестнул медлительную человеческую личность внутри, и, взяв бразды правления, ударил снова. Талкне забился во внезапном спазме когтей, но темные крылья уже раздвигали воду и колотили вокруг с тяжким громом мокрых парусов на соленом ветру, и змея перевернулась на спину, хлеща хвостом, а Продромолу взмыл в воздух, увлекая противника в свою родную стихию.
Талкне сражался отчаянно, накидывая на птицу виток за витком, но та уклонялась или полосовала их клювом и никогда не промахивалась, и уверенно махала крыльями, взяв курс в направлении земли и таща змею за собой, – половиною в воздухе и половиной в воде.
Вот птица издала победоносный крик: скорость ее возрастала, и все больше змеиного тела воспаряло над морем, то извиваясь, то бессильно свисая. И вскоре уже горы показались вдали, и струящийся по склонам к морю город-мир.
Вот тогда-то Талкне и кинулся снова в бой.
Широко распахнув пасть, голова его выстрелила вверх, но клыки лишь скользнули по перьям. Зато хвост, размахнувшись, подобно гигантской палице, хлестнул птицу наотмашь. Продромолу дернулся от удара и покачнулся на крыле, но высоты не потерял. Трижды змея пыталась взять птицу в захват, накинув петлю, и трижды терпела неудачу. Голова жалила, но Продромолу отражал ее каждый раз своим клювом и лишь поднимался выше в небо.
Они взлетели еще, ныряя из ветра в ветер. Суша была уже ближе, и Талкне висел, тяжкий и вялый, в когтях черной птицы. Птица забила крыльями чаще; ровный и сильный ветер развевал змею.
– Вне воды, – молвил Продромолу, – ты просто набитая мерзостью кожа, сосиска.
Талкне ему не ответил.
– Я есмь Отверзатель Пути, – продолжила птица через какое-то время. – Я настежь распахну Врата и впущу дыхание новой жизни.
– Ты не покинешь пределы этого мира, – прошипел наконец Талкне.
Продромолу устремился с удвоенной силой к земле – музыка и ароматы уже доносились до него оттуда, и толпа облаченных в оранжевые робы горожан уже ждала у кромки воды, готовая пасть жертвой бога, распевая и раскачиваясь, глядя, как несется к ним по небу ширококрылая черная тень. Он раскрыл клюв и крикнул им, приветствуя и обещая.
Он тщательно выбрал место, миновал нижние террасы и разжал когти, заходя на большой круг.
Тело змея корчилось и извивалось, ниспадая на город. Там, где оно встретилось с землей, рухнули здания, погибли раздавленные люди и демоны, фонтаны разлетелись вдребезги, и пожары вспыхнули из руин.
Нацелившись клювом вниз, откинув крылья, Продромолу спикировал на своего поверженного противника.
Но навстречу простертым когтям неподвижное ранее тело Талкне вдруг распрямилось пружиной. Виток упал птице на спину и мгновенно затянулся. Сбитый влет, с одним крылом, притиснутым к телу, в облаке вырванных перьев Продромолу ударили оземь – в одну сторону, в другую, снова, и снова, и снова. Здания крошились на куски, статуи опрокидывались, а божественные враги катались, сплетясь, и упали террасою ниже, и покатились дальше и дальше, и земля под ними тряслась и дрожала.
Поющие голоса взмыли, ликуя, и борцы повалились на самый нижний уровень.
Стиснутый тужащимися кольцами тела Талкне, Продромолу сам глубже вонзил когти и терзал, и рвал его клювом. Кровь богов смешивалась и собиралась в круглые, как монеты, лужи. Всюду валялись оранжевые тела. Птица била и билась в чешуйчатых тисках. Но вот они слегка ослабли, кольца разжались – самую малость, – и птица наддала с новой силой, вырывая куски плоти и отшвыривая их прочь, в