177
В набросках Франчески Ярбусовой к анимации гоголевской «Шинели» (представленных на выставке Ю. Норштейна «Сказка сказок») устойчиво повторяется мотив младенчества Ак. Ак. Башмачкина; он – не карлик, не гном, но ребенок так и неразвившийся, так и не ставший взрослым («Зачем вы меня обижаете?»). Прекрасный и точный образ, соответствующий общей MLb-интерпретации, которой придерживался С. М. Эйзенштейн, – «Ак. Ак, – младенец, летающий над Петербургом». Но если и дальше обдумывать тему младенчества в литературе Гоголя, то можно внести некоторые уточнения в этот образ и сказать, что Ак. Ак. – это младенец, родившийся мертвым, «мертворожденный», но и младенец, что управляет миром (схожую, но другую игру с «младенцами» мы наблюдаем в серии Макса Эрнста «Женщина о ста головах» (1929)).
178
Гоголь Н. В. Собрание сочинений. Том 1. С. 71.
179
Гоголь Н. В. Собрание сочинений. Том 1. С. 105–106.
180
Гоголь Н. В. Собрание сочинений. Том 3. («Рим»). С. 186–187.
181
Аксаков С. Т. История моего знакомства с Гоголем.
182
Н. В. Гоголь – В. А. Жуковскому. 4 (16) марта 1846 г. Рим / Н. В. Гоголь. Переписка. Т. 1. С. 190.
183
Мандельштам О. Сочинения в 2 т. М.: Художественная литература, 1990. C. 364–367.
184
Интерес В. Набокова к мнимым путешествиям и дорожным мистификациям Гоголя. В частности, известные рассказы Гоголя о Португалии и Испании, где он никогда не бывал. (В. Набоков. Лекции по русской литературе. С. 48–49.)
185
Белый А. Душа самосознающая. М., Канон, 1999. С. 257–258.
186
Гоголь Н. В. Собрание сочинений. Том 5. С. 220–221.
187
Гоголь Н. В. Собрание сочинений. Том 5. С. 222–223.
188
Гоголь Н. В. Собрание сочинений. Том 5. С. 145.
189
Гоголь Н. В. Собрание сочинений. Том 5. («Мертвые души»). С. 246.
190
Гофман в одной из своих повестей («Угловое окно», 1822) рассказывает об одном, принужденном к неподвижности наблюдателе, который благодаря своей болезни может наблюдать за городской жизнью во всех ее изменениях и мельчайших подробностях. Этот вынужденный паралич автора-рассказчика, – «недвижность» – позволяет открыть ирреальный смысл движения. Есть здесь прямая зависимость между неподвижностью парализованного наблюдателя и миром, который стал объектом наблюдения. Будучи страстным почитателем Калло и неплохим рисовальщиком, Гофман в 1815 году создает рисунок (Таубенштрассе, 31), где пытается представить в виде подробной целостной картины все наиболее существенные жизненные отношения, в которые он вовлечен (друзья, работа, удовольствия и развлечения, общение и т. п.). Картина разнесена по отдельным картинкам, каждая из них имеет самостоятельное значение, в целом, это своего рода монтажный лист. Но вот что интересно, практически ни одна из фигур не обладает каким-либо видом движения, все они индивидуальны и ограничены неподвижной позой. В «Угловом окне», как и в рисунке, этот принцип наблюдения продолжает действовать, все события, происходящие на городском рынке (куда выходит окно), требуют лорнета, т. е. усиления зрения настолько, насколько это необходимо, чтобы каждая сценка могла быть индивидуализирована и тщательно обрисована по действующим в ней лицам. Собственно, сама толпа мало интересует Гофмана, скорее ему интересен жест, поза, контур той роли, которую каждое лицо, посещающее рынок, вынуждено играть. (Э. Т. А. Гофман. Избранные произведения в 3 тт. М.: Художественная литература, 1962. С. 485–513. См. также: О. К. Логинова. Рисунок Гофмана – Художественный мир Э. Т. А. Гофмана. М.: Наука, 1982. C. 129–149.)
191
Гоголь Н. В. Собрание сочинений. Том 3. («Невский проспект»). С. 16.
192
Читая, мы можем и не узнать, в каком времени года (хронография) или дня находятся персонажи, вечер ли это или день, ночь или утро, мы не знаем, что за погода, не знаем, зима ли, лето ли на дворе, – т. е. мы имеем весьма слабое представление о том, что происходит в гоголевском мире. Мы сомневаемся в его правдоподобии постоянно. Область реального сведена к ряду пустых условных знаков, это ведь мир кукольных сцен и театриков. Еще более ощутимые потери мы, как «читатели-реалисты», несем из-за гоголевского «неправильного» использования языка. Впрочем, отсюда и начинаются все «искажения». Гоголь пишет неправильно (многие современники постоянно уличали его в ошибках, неточностях, неверном понимании значения отдельных слов). Разрушение визуальной логики вызвано не только злоупотреблением сравнений гиперболического вида, но и тем, что грамматика и синтаксис гоголевской фразы при медленном просматривании (микроанализе) выглядят почти разрушенными.
193
Лотман Ю. М. Избранные статьи в 3 тт. Т. 1, Таллинн: Александра, 1992. С. 423–424.
194
В. В. Розанов вполне точно определил гоголевский универсум как «недвижный»: «Его слова в описаниях о “неподвижном воздухе”, о том, как жаворонок “недвижно парит в синеве неба”, и то, что он никогда не описал плывущих по небу облаков, и это небо всегда у него однообразно синее, – как-то выражает суть его гения. И в людях он не описал ни одного движения мысли, ни одного перелома в воззрениях, в суждении. Все “недвижно”…». В другом месте: «Чудищами стояли перед нею (Русью) Гоголевские великаны-миниатюры; великаны по вечности, по мастерству; миниатюры по тому, что собственно все без “начинки”, без зрачка, никуда не смотрят, ни о чем не думают; Селифан все “недвижно” опрокидывает бричку, а Собакевич “недвижно” гляди на дрозда, который обратно смотрит на Собакевича». (Розанов В. В. Уединенное. М.: Издательство политической литературы, 1990. С. 350).
195
То, что называют фантастическим или волшебным в литературе (в отличие от обыденного), называют, словно говоря, что это отражение реального в фантастических образах. Фантастическое, по определению, это нереальное, и оно таково, потому что не выходит за границы сравнения с реальным. (См.: Ц. Тодоров. Введение в фантастическую литературу. М.: РФО, 1997).
196
Гоголь Н. В. Собрание сочинений. Том. 1. («Страшная месть»). С.