140
А вот что пишет Кайуа: «Морфологическую мимикрию, подобно хроматической мимикрии, можно сравнить с фотографированием формы и рельефа, но фотографированием не в плоскости изображения, а в трехмерном пространстве со всей его широтой и глубиной. Возникает фотография-скульптура, или телепластика, – такой термин был бы точнее, если не принимать во внимание метапсихический смысл слова». (Цит. соч. С. 93.) Застывание в пластически завершенное, законченное по форме, скульптурное целое, достижение полного покоя, никакой жестикуляции.
141
Гоголь Н. В. Собрание сочинений. Том 4. («Мертвые души»). С. 124–127.
142
Гоголь Н. В. Собрание сочинений. Том 4. («Мертвые души»). С. 127–128.
143
О технике и теории силуэта см.: Кузнецова Э. В. Ф. П. Толстой. 1783–1977. М.: Искусство, 1977.
144
Возможно, тему гермафродитизма следовало бы обсудить отдельно. Идеальная формула романтического человека нашла свой образ в описаниях гермафродита как высшего платоновского существа.
145
В. Беньямин разработал в 30-х годах оригинальную технику «бесчувственного уподобления», ansinnlichen Ahnlichkeit, примененную им в «Труде о пассажах» (Passagen-Werke).
146
Гоголь Н. В. Собрание сочинений. Т. 4. («Мертвые души»). С. 4.
147
Гоголь Н. В. Собрание сочинений. Т. 4. («Мертвые души»). С. 93.
148
Гоголь Н. В. Собрание сочинений. Т. 4. («Мертвые души»). С. 44.
149
Гоголь Н. В. Собрание сочинений. Т. 4. («Мертвые души»). С. 44–45.
150
Вот что интересно (и это легко заметить): Гоголю персонаж или обстановка комнаты – «портреты», «интерьеры» и «пейзажи» – не даются разом в целостном образе. Деталь описываемая прилагается к другой, но целостный образ не появляется даже тогда, когда перечень-описание закончено и ритмическая пульсация управляется известным числом повторений. Гоголь-рисовальщик: ведь он пишет, рисуя: все время трогает модель, подправляет, окрашивает, снова возвращается к предыдущему наброску. Причем то, что он видит появляется постепенно, так и не складываясь в один законченный и ясный образ. Объект описания удерживается вот-сейчас и вот-здесь, он располагается на уровне подвижной гиперболической кривой, и невозможен как реальный из-за своей чрезмерной зрительности. Образ того же Ак. Ак. или любого другого персонажа собирается из набора деталей, которые не образуют единое характерное целое. Целое дано в этом процессе собирании…
151
Переписка Н. В. Гоголя. Том 1. С. 163.
152
Многие из ближайших друзей Гоголя считали, что он умер от страха, «смерть от испуга» (например, Смирнова-Россет). Смех выступает защитой от сильного страха, однако часто увлекает к первоначальному ужасу. Но если углубление образа в его деталях и подробностях начинает все больше и больше занимать впечатлительное сознание, то не может ли произойти коллапс? Смерть от самовнушения? Смеховая спазма, высвобождающая, отстраняющая, замещается сильнейшим испугом, смертной судорогой, соединяющей эти два состояния: смех и страх как невозможность «отреагирования» некой травмы. «Этот панический страх, дезорганизующий все в сознании вплоть до того, что называют инстинктом самосохранения, дезорганизует главным образом самое жизнь. Психологическое звено зримо и твердо – это сознание. Но оно уязвимо: индивид околдованный или в состоянии смертного греха теряет всякий контроль над своей жизнью, утрачивает всякий выбор, всю свою личность». (М. Мосс. Общества. Обмен. Личность. М.: Восточная литература, 1996. С. 240. См. также: G. Lewis. The Problem of Death by Suggestion. – The Anthropology of the Body. London-New York-San Francisco, 1977. P. 111–143).
153
Гоголь Н. В. Собрание сочинений. Том 1. С. 345–346.
154
Ср.: «Одно обстоятельство только тревожило меня, возбуждая при этом сильное беспокойное чувство, которое выразить я, однако же, не смел перед Гоголем, а именно: тогдашняя его причуда – проводить иногда добрую часть ночи, дремля на диване и не ложась в постель. Поводом к такому образу жизни могла быть, во-первых, опасная болезнь, недавно им выдержанная и сильно напугавшая его, а во-вторых, боязнь обморока и замирания, которым он, как говорят, действительно был подвержен». (См.: Анненков П. В. Н. В. Гоголь в Риме летом 1841 года – Указ. соч. C. 287.)
И пояснение Гоголя: «Бог знает, что делается в глубине человека. Иногда положение может быть так странно, что он похож на одержимого летаргическим сном, который видит и слышит, что его все, даже самые врачи признали мертвым и готовятся его живого зарывать в землю. А видя и слыша все это, не в силах пошевельнуть ни одним составом своим». (Переписка Н. В. Гоголя. Т. 1. С. 255).
155
Гоголь Н. В. Собрание сочинений. Том 5. («Мертвые души»). C. 55–56.
156
Ср.: «Кукольный театр действительно наиболее архаичен. Это фольклорный, досценический театр. Его наиболее ближайшие аналогии – римские шкапики с imagines, восковыми изображениями умерших предков, и греческие могильные комические фигурки: те и другие либо маски в непосредственном виде, либо разновидности масок. ‹…› Куклы, фигурки и маски представляют собой досценических воплотителей смерти или плодородия, доактеров. У них уже вполне выражен античный “комизм”: они безобразны, гибристичны, непристойны, с подчеркнутыми органами пищеварения и чадородия. Кроме того, они имеют и мусические атрибуты. ‹…› Каждый сократовский силен представлял собой как бы маленький кукольный театр: внутренность фигурки надвое раскрывалась, и там были видны статуэтки богов. Храмик или шкапик преобразовывался в миниатюрный театр, одновременно кукольный (фигурный) и сатировый. Внешняя фигурка была безобразна, но внутренние статуэтки богов прекрасны». (Фрейденберг О. М. Миф и литература древности. М.: Наука.