Её губы дрогнули, словно она хотела что-то сказать, но передумала. Гнев сменился чем-то более тёмным — каким-то густым, замешанным на боли злорадством.
— Думаешь, она особенная, да? — Элионора усмехнулась. — Да она в жизни не оценит тебя так, как я. Более того, я даже не уверена, что она заметит тебя за сияющим в белом Хансом. Как там принято говорить? Принц на белом флаере?
— Элионора, что ты несёшь?
— Как что? — Цваргиня усмехнулась. — В последний раз, когда мы сходили с подъемника, Ханс обхаживал твою бесценную Айлин со всех сторон. Он когда-то и за мной ухаживал, но потом передумал. Насколько я помню, Ханс из тех цваргов, кто не гнушается капля по капле внушать девушкам влюблённость. По крайней мере, я помню, как вечерами осознавала, что ни с того ни с сего прониклась глубокими чувствами к нему, а буквально через недельку всё проходило. Сегодня у Айлин, насколько я помню, день рождения. Не удивлюсь, если она примет предложение…
Дослушивать Элионору я не стал, сорвавшись с места. Айлин здесь, а значит, с ней надо поговорить как можно скорее!
Глава 9. Ханс
Айлин
Мы стояли у края трассы. Разгорячённые, рвано дышащие и смеющиеся непонятно чему. Снежный склон мерцал под лучами солнца, которое начало клониться к горизонту. В это время года дни всё же короткие. Сама не знаю, как так вышло, но Ханс не просто встретил меня у шале, но и слово за слово заболтал, а там вручил лыжи и попросил составить ему компанию на склоне. Я думала, что пока мы катаемся, он попробует перевести разговор на нечто личное, но вместо этого он расспрашивал о совершенно невинных вещах.
— Красивое небо, — отметил он, когда я остановилась, чтобы перевести дыхание.
— Да, очень, и лучи так ложатся ровно, и блеск на снегу… Пастелью с серебряной пылью красиво бы вышло нарисовать.
Я сняла перчатки и принялась согревать дыханием замёрзшие руки.
— Сразу видно, что ты окончила художественный. — Ханс внезапно улыбнулся.
Странно, ещё недавно мне было неуютно в его обществе, но сейчас поймала себя на том, что считаю его очень даже симпатичным. Конечно, не таким, как Яранель, но весьма и весьма очаровательным. Даже странно, что такой молодой, красивый и галантный цварг из богатой семьи заинтересовался мной.
— Очень мало гуманоидов обращают внимание на то, как ложится свет, — тем временем продолжил Ханс, не догадываясь о моих мыслях. — Но, кстати, именно свет является основой архитектуры. Я всегда видел в зданиях больше, чем просто стены и крыши. Пространства дышат светом. Насколько огромные окна будут в итоге, как глубоко лучи смогут проникать внутрь, не пострадает ли от этого несущая конструкция… Всё это формирует эмоции у того, кто станет жить внутри. Ты никогда не думала о том, чтобы пойти работать в агентство, занимающееся строительством домов?
— Нет, боюсь, расчёты даются мне слишком тяжело.
Я так расслабилась за разговором без скрытых подтекстов, что не сразу заметила, как Ханс протянул руку. И, прежде чем я попросила меня не трогать, он коснулся ладони.
— Ты замёрзла? — Его голос прозвучал вкрадчиво и заботливо. — Давай согрею?
Его пальцы слегка накрыли мои, и тепло, исходящее от его ладони, заставило расслабиться ещё больше.
— Наверное, надо возвращаться обратно, — вяло возразила я.
От прикосновения Ханса во всем теле разлилась такая волна приятного ощущения, что хотелось лишь закрыть глаза и не двигаться.
«Собственно, а что такого в том, что он согреет мои ладони? Постоим так немного и поедем», — шевельнулась мысль где-то на задворках сознания. Террасорка во мне возмутилась, что не должен мужчина до брака касаться женщины, но вокруг было так холодно…
Восхитительные снежные склоны мерцали, все лыжники куда-то подевались, лучи закатного солнца словно растекались по поверхности, окрашивая снег в золотистый оттенок. Время будто замедлилось, и я вместе с ним.
— Ещё успеем вернуться, не волнуйся, — ответил Ханс, продолжая удерживать мои ладони в своих.
Рядом с ним стало так спокойно и уютно. Его тепло обволакивало, а голос звучал как тихий шёпот ветра.
— Айлин, ты правда такая уникальная, непохожая на надменных цваргинь, удивительно красивая…
В любой другой момент я бы возмутилась тому, что мужчина подошёл так близко, но сейчас вдруг почувствовала себя мухой, попавшей в смолу.
«Айлин, ты просто не умеешь принимать комплименты и заботу», — шептало подсознание. Что-то внутри противилось этим мыслям, но я всё никак не могла понять что.
— Мы с тобой идеально подходим друг другу. Я архитектор, а ты — художник-декоратор. Мы даже видим мир под одним и тем же углом… — продолжал журчать мягкий голос Ханса, которому я невольно кивала.
После нескольких часов катания навалилась жуткая усталость. Ноги гудели, а от кистей по запястьям шло целительное тепло. Со мной такое часто бывало в детстве, когда после спортивной нагрузки мы с Яром заходили в тёплое помещение. Яранель, смеясь, называл это состояние «развезло». Так я впервые узнала, что после холода и лыж меня может «развезти» куда сильнее, чем от бокала алкоголя. Забавная реакция организма.
«У него такие красивые карие глаза», — вдруг пришла совсем уж странная мысль.
«Но у Яранеля красивее», — мысленно поправила я и — вновь провалилась в какой-то ватный омут. Я принялась спорить сама с собой и очнулась лишь тогда, когда Ханс ощутимо потряс меня за плечо:
— Айлин, так что ты думаешь?
— О чём? — спросила я, удивляясь, почему собственный голос звучит так хрипло. Между нашими лицами были какие-то сантиметры.
— О нас с тобой, — повторил Ханс и нетерпеливо облизал обветренные губы.
Мне совсем не понравилось, как он это сделал. Так, будто собирался съесть меня целиком. Я невольно оглянулась — вдоль трассы зажглись фонари, а на склоне никого нет.
— Мы с тобой идеально подходим друг другу. Я влюблён в тебя и вижу своей женой. Я понимаю, что это быстро, но ведь для обычаев Террасоры вообще нормально не знать своего мужа заранее, а мы знакомы. Давай прямо сегодня вечером за ужином я сделаю тебе предложение?
Взгляд Ханса был мягким, но в нём читалась какая-то решительность, которая заставила насторожиться.
Идеально подходим друг другу? Вроде бы да…
Влюблён в меня —