Я не доверяла Луи: в день смерти Дина он приезжал вместе с остальными Адамсами делить наследство, а в день похорон даже не взглянул в мою сторону.
Но шло время, от братца вестей не было, а следовательно, закралась надежда, что доживем до следующего лета в тишине и покое. Какое-то время так и было.
В ноябре, когда некошеный с весны бурьян у дома заметно пожелтел от холода, неожиданно на пороге появилась свекровь. Она стояла в своей джинсовой кепочке у дверей и стучалась в стеклянную входную дверь. Я уже знала про неприятности с детьми Фредди и внутренне была готова к их приезду.
Увидев меня, Мелани с виноватым видом осторожно переступила через порог, несмело смотря мне в глаза и не говоря ни слова.
– Здравствуй! – приветливо, как всегда, произнесла я и широким жестом заключила в объятия. От неожиданности женщина заплакала и очень горячо обняла в ответ.
– Прости меня, – сказала она сквозь слезы, – прости, – еще раз повторила. – Бес попутал. У нас столько стрессов было… – и отмахнулась, вытирая рукавом глаза и не желая продолжать.
– Я на тебя и не сердилась, – спокойно и совершенно искренне ответила я.
Было видно, что свекровь раскаивается и очень рада тому, что я по-прежнему добра к ней.
Мелани сильно осунулась за те месяцы, пока не виделись: стрессы, вызванные детьми Фредди, а может, и внучками, не прошли даром. Худые, костистые щеки совсем запали, узкий торс еще больше сузился; она напоминала издалека маленького 10-летнего мальчика.
– Как вы тут живете? – спросила она, утерев слезы рукавом джинсовой куртки. – Всего ли хватает, нужно ли что-то? – Посмотрела снизу вверх на меня и, казалось, была рада исполнить любую просьбу.
– У нас все нормально, – я пожала плечами, ни о чем просить не хотелось. – Ничего не нужно, спасибо, мы сами справляемся.
– Мы уже боялись, что здесь никто не живет, двор выглядит запустевшим, – выразила она озабоченность и, вытянув шею, выглянула через стекло двери на улицу.
– Мы скоро уедем, дочери осталось несколько месяцев до конца школы, и мы сразу покинем дом, – решила опередить ее я, чтобы не возникло вопросов о дате отъезда.
– О нет, нет, живите, сколько хотите! – сразу возразила свекровь и замахала руками в знак протеста. – Это очень хорошо, что вы тут живете, я рада. Спасибо, что присматриваешь за домом, без жильцов он умрет. – Она осмотрелась вокруг, провела глазами по стенам и обстановке. – Как чисто и красиво тут стало!
Постояла еще немного, не заходя внутрь, посмотрела на улицу через стекло на заросли высокой, буйно разросшейся травы, потом перевела взгляд на меня и участливо предложила:
– Я вижу, во дворе все заросло, мы отправим вам человека, чтобы подстриг газоны.
– О да, отличная идея, а то у нас тут змеи развелись, – обрадовалась я и сходу бросила: – Как Фредди поживает?
Я посмотрела через открытую створку двери на белый универсал свекрови: из-за отсвета на лобовом стекле старика не было видно. И он не выходил: по-видимому, было стыдно показываться, так как совсем недавно угрожал нам с дочерью палкой и обещал расправиться. Я помахала ему рукой и крикнула:
– Привет, Фредди!
Судя по тому, как Мелани воодушевилась и радостно заулыбалась, я поняла, что старики совершенно не ожидали моих приветствий и радушного отношения.
– Таня передает тебе привет! – закричала свекровь от двери в сторону машины, чтобы старик наверняка услышал.
Я увидела, как белый козырек кепки замаячил за лобовым стеклом и быстро задвигался вверх-вниз: по-видимому, старик шустро закивал.
Мелани и Фредди уехали. Вскоре наши газоны были подстрижены: свекровь не забыла отправить работника. Я внутренне освободилась от гнета: нас больше никто не гнал из дома, и нам были рады.
Кроме этой впечатляющей новости, в основном наша с дочерью жизнь текла размеренно: каждый день – как День сурка. Температура по ночам начала заметно падать, мы стали готовиться к зиме. При снегопадах и заморозках была опасность обледенения проводов, что в итоге также могло привести к отсутствию света и воды. Автосообщение по дорогам в стихию прекращалось – мы в нашем доме в лесу могли оказаться оторванными от мира. Все, что оставалось, – надеяться на бога и ждать приближения весны.
В конце ноября нас снова ждал неприятный сюрприз: впрочем, живя поблизости от семейки, иного ждать не приходилось. Увидев в окно медленно проезжающий по шоссе полицейский автомобиль, сразу почувствовала, что это по мою душу. Сердце екнуло, когда в дверь громко постучали: так и есть, полицейский стоял снаружи с листком бумаги в руке. И это был новый иск – четвертый за 8 месяцев! И кто же его подал? Как я и предполагала – братец Луи. Он нас выселял.
Создалось впечатление, что Адамсы по очереди решили предъявлять иски, пока не добьются цели. Не знаю, от чего это зависело: от фаз луны или от сезонов года, но периодически на них находило мозговое затмение, и, как штык, раз в два месяца созревал новый иск. Похоже, решили взять измором.
В этот раз Адамсы даже наняли адвоката! И кто же стал поверенным братца? Не надо ходить далеко – это был тот самый адвокат дьявола, который обмишурил Дина при разводе с Кики и собирался обмишурить меня, подсунув договор об отказе от имущества. Гадюшник предоставил Луи своего семейного правозащитника и, предполагаю, даже разделил с ним расходы поровну, так как дело о выселении стало общесемейным. И не случайно был выбран декабрь, хотя могли подать иск раньше или позже: дата была спланирована, чтобы сделать нам с дочерью рождественский сюрприз.
Я знала, что мой муж страшно зол на брата, глядя с небес, но семейку это мало волновало. Мягкотелый, безропотный, бесхарактерный, сам Луи не пошел бы на решительный шаг, в чем я не сомневаюсь. Ему нужен был сильный толчок – и его он получил в доме Кикиморы и Джо. Так мымра мстила за дележку наследства и проигрыши в суде, а также в ней кипела давнишняя злоба на счастье Дина в браке со мной.
Наступил новый судный день.
Я вошла в холл Окружного суда и сразу обнаружила родственничка: Луи сидел в одном из кресел,