– Мне стоит у тебя поучиться.
А ведь когда-то эти слова принадлежали самому Мингю. Он мягко улыбается, думая о том, что они до самого конца будут принадлежать ему лишь и никому больше, что бы ни произошло, но в ответ лишь кивает.
Возможно, они просто будут учиться друг у друга.
Одним майским утром Чонхо приходит к ним какой-то совсем странный. Выглядит со стороны будто контуженным и совсем ничего не говорит, молча хлюпая чаем, который ему делает сонный Тэён. Мингю сам сонный до жути, потому что сегодня чертово воскресенье и он собирался проспать до полудня в свой единственный выходной, а не сидеть за учебниками до посинения. Планы вылетают в трубу сразу же, едва Чонхо начинает пинать их дверь около восьми утра.
– Я просто не знаю, – выдает он вдруг спустя чуть ли не миллион лет угрюмого молчания, – я вроде бы и рад, а вроде бы и хуйня какая-то.
– Тебе тринадцать только недавно исполнилось, давай ты не будешь при старших материться, – возмущается Тэён, но как-то совсем лениво (потому что на самом деле ему глубоко плевать).
– Что случилось? – вздыхает Мингю, делая себе уже вторую кружку кофе (который 3-в-1, какая же мерзость).
– Мама! – разводит руками Чонхо.
– А что мама?
– Она выходит замуж! – Разведенные руки начинают быстро двигаться вверх-вниз. Кэнди, проснувшаяся позднее всех, запрыгивает Чонхо на колени, и тот принимается гладить ее с таким остервенением, что у несчастной кошки глаза вылезают на лоб, но она все равно терпит.
– А, оу. – Мингю немного теряется. – Ну, поздравляю.
– С чем поздравлять? Я сам узнал только сегодня утром! В смысле, то есть!.. – Чонхо говорит так громко, что сам пугается своего голоса. – Я знал, что у нее кто-то есть, но не думал, что она решит… вот это все!
– Так, я понимаю, что для тебя это может быть шоком, но иногда так случается, что взрослые дядя и тетя любят друг друга и решают…
– Хён, не принимай меня за пятилетнего, серьезно.
– Тогда не веди себя так.
Чонхо дуется и отворачивается, не переставая наглаживать кошку, пытается найти поддержку в лице Тэёна, но тот только пожимает плечами. Чонхо вздыхает обреченно и опускает голову.
– Она на четвертом месяце. А я думал, она просто начала полнеть.
– Ничего себе у тебя сегодня доброе утро, – смеется Тэён, но резко обрывает свой смех, когда Мингю со сморщенным лицом оборачивается на него.
– Чонхо, ну ты сам подумай. Это все хорошие новости. Твоя мама нашла человека, с которым хочет быть вместе. И скоро у тебя будет брат или сестра.
– Сестра, – бурчат в ответ.
– О. – Мингю моргает пару раз, отстраняется назад, упираясь в спинку стула, – А имя уже есть? – Сам не знает, зачем спрашивает это.
– Дасом, кажется. – Чонхо в сотый раз вздыхает и подпирает щеку кулаком.
Мингю не выдерживает и улыбается; пытается как-то эту улыбку скрыть, но ничего не выходит – ее замечают все.
– Ты так счастлив, будто сам женишься, честное слово, хён. – Чонхо выглядит обиженным.
– Нет, просто… – Он спохватывается, пытается подобрать слова, но те, блядь, не подбираются, поэтому он просто смеется. – Все нормально будет, Чонхо. Твоя мама ведь счастлива сейчас?
– Кажется, да. – Тот неуверенно вздыхает, переводя взгляд на кошку на своих коленях. – Мне просто страшно думать о том, как теперь все будет дальше.
– Хорошо будет. – Мингю тянет руку и треплет его по волосам. – Когда свадьба?
– В следующем месяце. – Чонхо яростно уворачивается от его руки. – Вы приглашены, кстати.
– Давай в качестве свадебного подарка подарим им кошку, – воодушевленно предлагает Тэён, на что получает два угрюмых взгляда.
– Ты сам ее любишь, цундере недоделанный, так что прекращай! – шипит Мингю.
Через пару часов, когда Чонхо окончательно оттаивает и начинает шутить на тему того, что скоро ему не будут давать делать домашнее задание детские вопли, Мингю неспешно переодевается и говорит, что вернется вечером. Никак не отвечает на вопросительные взгляды и скрывается за входной дверью с легкой улыбкой на лице. Надевает наушники, включает уже до дыр заслушанную песню Nickelback – «Lullaby» и идет в сторону метро.
Путь до городского кладбища занимает около часа. У самого входа Мингю покупает в небольшом магазинчике огромный букет белых хризантем, который потом ставит в вазу возле таблички с именем матери, что располагается точно между теми, на которых выбиты имена отца и бабушки. Сидит около получаса на скамейке в этом небольшом закутке, где по стенам значатся десятки чужих имен, и то и дело смотрит то на голубое небо над головой, то на имена перед собой.
Он редко бывает здесь. Слишком редко для того, для кого семья была целым миром. Но, может, в этом все и дело. Мингю хочется, чтобы воспоминания о родных в его памяти были яркими и живыми, как самые настоящие люди, а не как имена на холодном камне, за которыми спрятан прах. Он поднимается со скамейки, проводит пальцами по холодному мрамору, по выгравированным фотографиям. Улыбается и просит вслух: «Будьте счастливы». В следующей жизни.
И уходит, чтобы затем поехать на другое кладбище.
Он пытался узнать адрес не один месяц. Он пытался узнать точное местонахождение так долго, что чувство такое, будто это длилось несколько лет как минимум, а ведь ему в этом помогал даже Тэён. И теперь, когда Мингю заходит за ржавые ворота одного из тех крошечных кладбищ на окраине Сеула, он попросту не верит в то, что действительно находится здесь. В его руках – скромный маленький букет космеи, который почему-то было так сложно достать. Продавщица, у которой он попросил «все цветы, что есть», очень удивилась, ибо обычно использовала космею лишь для того, чтобы украшать большие букеты. А Мингю улыбаться хотелось. Потому что для него космея никогда не будет просто украшением.
Нужная ему могила – именно могила в традиционном ее смысле – находится в противоположной стороне, но дорога занимает лишь пять минут, которые Мингю растягивает как может. А когда доходит до нужного монумента, то садится прямо на землю, после закрывая глаза.
С одной стороны, хочется сказать до болезненного много, а с другой – просто помолчать, а потом, может, лечь назад и упереться взглядом в голубое небо, на котором сейчас ни единого облака. Мингю кладет букет космеи на могилу и все-таки падает назад, раскинув руки. Думает, что выглядит предельно нелепо и странно сейчас, лежа