– Елика, женщинам нравятся цветы, – пытается мне объяснить одна из девушек, но я не понимаю её. Да, они красивые, но что из этого?
Сообразив, что я не поняла, мне начинают объяснять, чем девушка хомо отличается… от меня. От осознания факта своей неполноценности мне становится так грустно, что слёзы бегут по щекам сами по себе. Это ставит в тупик подруг Вивии, я очень хорошо вижу это.
– Что случилось? – обняв меня, спрашивает пожилая женщина, имя которой мне сейчас не вспоминается.
– Я неполноценная… – признаюсь я, чувствуя, как всё внутри опускается.
Это моё признание заставляет их опешить, а потом начать меня наперебой утешать. Мне рассказывают, что я очень даже полноценная, просто чего-то не знаю. В этом нет ничего плохого, и они меня научат, но хорошее настроение не возвращается. Мне хочется просто спрятаться, потому что получается, что Алекс хотел мне сделать приятное, принеся цветы, а я… А я его просто не поняла…
– Значит, я плохая? – жалобно спрашиваю я Вивию, которая от такого вопроса оглядывается, будто прося о помощи.
– Ты не плохая, – вздыхает пожилая женщина… Марика её зовут, припоминаю я. – Ты просто маленькая с одной стороны, и большая – с другой. Скажи, когда ты видишь Алекса, что тебе хочется сделать? Прогнать его? Побить?
– Я к нему броситься хочу… – честно отвечаю я. – Но он хочет покорную Спутницу, а я не хочу быть покорной.
– Откуда ты это знаешь? – интересуется Марика. – Ты с ним говорила об этом?
– Нет, но он же Выбор предложил… – почти шепчу я.
– Брачный ритуал у кровососов, – комментирует Вивия. – Там всё сложно, но у женщины подчинённое положение.
– Пойдём-ка… – вздыхает Марика, увлекая меня за собой.
Через несколько минут мы сидим в кафе, пьём чаторг с пирожными вприкуску, с нами – Алье и другие дети, и женщины одна за другой рассказывают мне свои истории. Не только, как встречались, но и как полюбили, что чувствовали при этом, о чём думали… Я понимаю, что мои чувства по отношению к Алексу во многом схожие, но вот что теперь делать, я не знаю, ведь два раза я его уже прогнала.
– Он мне Выбор предложил, – объясняю я. – А я же всю жизнь шла к тому, чтобы стать независимой. Через брезгливость, унижения, даже ругань… Я всегда была синей каил среди белоснежных собратьев, и это мне объясняли при каждом удобном случае, а тут он… И это предложение…
Вивия хочет что-то сказать, но Марика останавливает её, а другие женщины просто молчат, давая возможность говорить старшей из них. Я же всё рассказываю о том, что думала, когда лупила Алекса цветами, на что пожилая женщина только грустно улыбается, покачивая головой. Почему она так реагирует, я не понимаю, но мне становится легче оттого, что я рассказываю. Просто от самого факта, поэтому останавливаться не хочется, но тут ко мне подбегает Алье, в момент забираясь на руки. Моя доченька обнимает меня, вытирая маленькими пальчиками текущие ещё слёзы.
– Мамочка, не плачь! – звучит в тишине.
Вроде бы обычная фраза, но собравшиеся за столом женщины отчего-то синхронно, как будто репетировали, всхлипывают.
***
Мне кажется, все вокруг что-то задумали. Вивия провожает нас с Алье домой, но потом о чём-то долго разговаривает с мамой и папой, я не вмешиваюсь, хотя мне интересно, конечно. Но раз не позвали, значит, у них свои дела, меня не касающиеся. Я же усаживаюсь на диване, обнимая притихшую Алье, и задумываюсь.
По всему выходит, что я многого ещё не знаю, но это полбеды. Из-за своего незнания я могу обижать людей. Судя по реакции Марики, я не знаю чего-то очень важного, отчего и кажусь себе сейчас маленькой. Что я могу сделать? С одной стороны, меня никто не заставляет быть взрослой, хотя тогда в полиции я работать не могу по этическим соображениям. С другой, можно стать взрослой, узнав всё то, чего я не знаю, найти в себе силы извиниться и жить…
Всю свою жизнь, пусть даже это было кем-то устроено, но всю жизнь я стремилась быть самостоятельной, твёрдо стоять на ногах и не быть зависимой. Прежняя жизнь рассыпалась в прах, я получила от Санктуса то, чего даже не ожидала получить, так неужели я сложу руки? Забуду, что я сильная? Стану слабой, опирающейся на родителей? Хотя нет, так думать неправильно. Я буду опираться на родителей, но моей слабости это не означает. Значит… нужно быть сильной!
– Елика, – в комнату входят мама и… Марика. Удивительно, она-то откуда взялась? – Нам нужно с тобой поговорить и погулять.
Такая постановка вопроса меня сильно удивляет, но я, конечно, соглашаюсь. При этом Алье забирает Мариша, а у меня внутри возникает ощущение пустоты. Я боюсь. Боюсь потерять маму оттого, что не знаю чего-то важного. Может быть, это настолько плохо, что меня надо прогнать? Мне становится очень страшно.
– Елика, Елика, что с тобой? – беспокоится мама. Ну вот, я напугала её своим видом.
– Ты меня не прогонишь? – как-то очень жалко звучит мой голос, но страх накатывает волнами, не позволяя мне соображать.
– Глупый ребёнок… – моментально поняв, что происходит, мама гладит меня. – Твоё незнание чего-то не означает, что ты плохая или неправильная. Мать никогда не откажется от своего ребёнка!
– Но я же… – меня обнимают уже две пары рук.
Получается, я сама придумала то, чего испугалась, отчего мне очень стыдно. Марика вздыхает и объясняет мне, что мы пойдём смотреть на то, что считается красивым, а потом – в кино. Это развлечение такое у хомо – история из книги, разыгранная на экране, наверное, для тех, кто читать не любит. О самом развлечении я знаю, но, кажется, ни разу не видела, не помню…
Ну, надо значит надо, поэтому я не сопротивляюсь. Мы идём гулять, я, мама и Марика. Пожилая женщина рассказывает мне о деревьях, цветах, она знает какие-то совершенно необыкновенные истории, заставляющие меня раскрывать рот от удивления. Вот так мы идём, гуляя вроде бы, а вроде бы и нет…
Я начинаю понимать, что хотел сказать Алекс тем зелёным веником. Он хотел мне сделать приятное, а я просто не поняла, поэтому, когда он заговорил, и приняла его слова враждебно. Значит, я неправа. Но я продолжаю смотреть и слушать, в надежде на то, что мне объяснят. Объясняют пока только, что считается красивым и почему. Я начинаю осознавать, что цветы – это приятно, несмотря на то что соцветия, по сути…
– Значит, принято нюхать их и восторгаться? – интересуюсь я. – А это только с цветами так? С людьми так не принято?
– Что ты имеешь в виду? – не понимает мама, а Марика начинает улыбаться, но сдерживается, как будто зная, что я сейчас скажу.
– Насколько я помню биологию, – объясняю я, – соцветия служат для размножения, значит, они… ну… как гениталии…
– Нет, Елика, такое делают только с цветами, потому что они красивые и хорошо пахнут, – качает мама головой, пихнув кулаком явно старающуюся не смеяться Марику. – Никто не думает о том, чем они являются по биологической сути.
– Ага… – важно киваю я, пытаясь разложить информацию по полочкам.
Я понимаю, для чего меня водят и показывают – мне помогают осознать, что правильно, а что – не очень. Учат, как маленькую, помогая принять, наверное, и себя. Мне нужно принять тот факт, что я – слепой детёныш среди хомо, и учиться прозревать, ведь даже об их любви я знаю до обидного мало. Можно ли называть любовью то, что живёт во мне по отношению к Алексу, я даже и сказать не решусь…
– А теперь мы посмотрим фильм, – предлагает Марика, едва ли не принудительно заводя меня в круглый зал, весь уставленный креслами.
Здесь надо сидеть, глядя на белое полотно, на котором вскоре должны появиться движущиеся картинки. Сам зал выглядит тёмным, освещаемый лишь небольшим количеством артефактов. Кресла тоже чёрные, на них