Через мгновение я понимаю, о чём попросил Таура Алекс, моментально разозлившись на себя: как я могла забыть? Алье получает кусочек чёрного хлеба и сразу же успокаивается, я прижимаю её к себе, понимая, что просто не готова так рисковать. Не знаю, с чем у неё ассоциировалось то помещение, но больше она туда не пойдёт, потому что так мучить мою доченьку я просто-напросто не позволю.
– Что случилось, Елика? – интересуется у меня Таур, заставляя вздохнуть.
– Алье пришла к нам извне, – тихо объясняю я, покачивая в руках задрёмывающую с кусочком хлеба во рту доченьку. – Там, где она была, её били, высасывали кровь и издевались. Она называла мамой такую же девочку, только чуть постарше, понимаешь?
– Ты её сделала дочерью, – понял мой начальник, глядя на меня с непонятным мне уважением. – А она сейчас увидела лабораторию и вспомнила…
– Можешь меня уволить, но я… – начала я говорить, но Таур остановил меня просто взмахом руки.
– Сейчас мы исследуем Алекса, – сообщил он мне. – Что-то мне подсказывает, что с вами всеми произошло одно и то же, поэтому мучить и пугать ребёнка никому не надо. А ты…
– Я здесь посижу… – прерываю его я. – Алье подремлет, а я подумаю.
– Хорошо, – кивает он, удаляясь затем вместе с Алексом.
А я задумываюсь обо всём, что только что произошло. Доченька на моих руках засыпает, так что думать мне совершенно ничего не мешает. Я закрываю глаза, припоминая произошедшее: Алекс старался защитить меня и Алье, я видела это, Таур же… Таур не стал картинно закрывать меня собой, а просто увёл из страшного для Алье места. И целитель, и начальник ведут себя очень похоже, но и одновременно по-разному. Что это значит? Почему они ведут себя именно так?
Не знаю… Мне почему-то очень трудно понять мотивы именно такого поведения самцов… мужчин. Что это значит, и почему происходит именно так? Я осознаю – мне просто не хватает знаний или понимания, поэтому нужно обязательно поговорить с мамой, и чем скорее, тем лучше. Я чувствую – что-то происходит вокруг меня, но при этом совершенно не понимаю, что именно. Значит… Нужно спросить маму!
***
Нас отпускают домой, при этом Таур говорит что-то об отпуске, чтобы в себя прийти, но я не очень хорошо его понимаю. Я сейчас, по-моему, вообще не очень адекватно воспринимаю происходящее и просто иду домой, держа на руках спящую Алье.
Слишком много произошло за последнее время, отчего у меня возникает желание просто спрятаться или стать очень маленькой, ничего больше не решая. Я не дам проводить никакие исследования, не позволю пугать доченьку, мне и самой больше ничего не хочется. Пожалуй, поведение самцов и становится для меня последней каплей. Я просто ощущаю себя какой-то потерянной и беспомощной…
– Елика! – слышу я голос, выныривая из своих мыслей.
Почти напротив себя я вижу Карина. Папа спешит ко мне с очень озабоченным лицом. Он буквально подбегает ко мне, обнимает, молча прижимая к себе, и только затем начинает расспросы. Но как он расспрашивает! Очень мягко, ласково, даже, пожалуй, бережно…
– Что случилось, маленькая? – я почему-то совсем не возражаю против этого именования. – Обидели? Расстроили? Плохо?
– Не знаю… – тихо отвечаю я папе.
А он… Он осторожно берёт у меня Алье и, как-то ухитрившись при этом обнять меня, ведёт к дому, что-то говоря тихим ласковым голосом. Я механически переставляю ноги, как будто растворяясь в окутавшем меня тепле. Как он так умеет? Я не знаю, ведь в детстве у меня такого никогда не было. Я сейчас чувствую себя, как птенец.
Дома папа осторожно укладывает Алье на диван, а затем ведёт меня на кухню, чтобы заварить чай. Я вижу, что он делает, но будто не понимаю ничего, а Карин спокойно делает чай, достаёт выпечку, ставя передо мной слегка парящую чашку. Я послушно делаю глоток терпкой жидкости и поднимаю глаза, глядя на папу. Папа… Какое слово необыкновенное. Он – как мама, только мужчина, но тоже бесконечно добрый…
– Я не знаю… – ещё раз качаю головой, а потом меня вдруг прорывает, и я начинаю рассказывать.
Я рассказываю о своих ощущениях по отношению к Алексу и к Тауру, об их странном, мне непонятном поведении. Мне хочется сейчас быть маленькой, и я буквально подставляюсь под папину руку, а Карин удивительным образом понимает это, поглаживая меня по волосам. Я доверяю ему. Вот как раз в этот момент понимаю, что не только готова сражаться за них, но и доверяю.
– Я тебя понял, – кивает папа, продолжая меня гладить. – Во-первых, ты просто устала, твоя жизнь тебя совсем не готовила к произошедшему, понимаешь?
– Понимаю… Поэтому мне хочется быть маленькой? – как-то совсем жалобно звучит мой голос, но даже рассердиться на себя за это я почему-то не могу.
– И поэтому тоже, – кивает Карин, отчего-то вздохнув. – Во-вторых, ты чувствуешь тягу к Алексу, но останавливаешь себя. Подумай, почему это происходит?
– Я не знаю… – тихо отвечаю ему, ощущая желание спрятаться.
– Если хочешь, мы можем отложить этот разговор, – папа как-то замечает мою реакцию. – Но долго ли ты сможешь бегать от себя?
– Не знаю… – мне почему-то немного страшно, но я собираюсь с силами, чтобы ответить: – Наверное, я боюсь ему поверить, а вдруг он хочет со мной поиграть?
– А зачем ему это? – интересуется Карин. – Кроме того, вас на острове всего двое таких… Что у тебя с совместимостью с другими?
Я понимаю, что он хочет сказать: сангвиз и люди не совместимы. Мы изменились – и я, и Алекс, но совместимы ли мы с людьми? Это серьёзный вопрос, ответа на который я не знаю. А совместимость очень важна, потому что, несмотря на то что есть уже Алье, хочется же… Чтобы было много птенцов хочется, даже не знаю, откуда у меня такие желания. Поэтому совместимость важна…
– Ты хочешь сказать, он желает предложить мне Выбор? – интересуюсь я, ощущая себя как-то неправильно.
Я не против Выбора, я против того, что он собой представляет, ведь самка не может сказать «нет», выбирает-то на самом деле самец. А я так не хочу… Мне хочется, чтобы было, как в фильмах хомо – ухаживания, уговоры, это так красиво! Вот и хочется мне сказать «нет», даже если я очень не против почувствовать себя в его руках. И пусть делает что угодно!
– Возможно, – кивает папа. – А вот что касается Таура – с ним стоит поговорить о том, каковы его намерения, потому что ты могла неправильно истолковать причины его поведения. Согласна?
Папа наверняка что-то знает, иначе он не стал бы так разделять Алекса и Таура, но тем не менее он оставляет решение мне. Почему он так делает, я не очень хорошо понимаю, хоть и признаю правильность такого подхода, потому что папе, наверное, виднее. Хотя, подумав, я понимаю – это решение должно быть моим. Значит, надо поговорить и с Тауром, и с Алексом. Но…
Мне страшно и совсем не хочется ничего решать, лучше бы всё само собой решилось – без меня, без усилий и без необходимости общения с самцами. Наверное, это и есть ответ? Я не хочу сейчас ничего, просто не хочу, и всё. Но отчего-то внутри меня будто что-то жалобно скулит, недовольное моим решением.
– Прислушайся к себе, – произносит Карин, погладив меня ещё раз. – Что ты чувствуешь? Чего ты хочешь?
– Спрятаться, – признаюсь я. – Спрятаться, и чтобы всё решилось само собой, а я открыла глаза – и всё уже хорошо.
– Доченька, так не бывает, – грустно улыбается он. – Но ты можешь отложить решение…
Так неправильно, я знаю. Нельзя откладывать решение, нельзя перекладывать решение