– То есть, любящий муж свою жену просто опоил снотворным? Как это мило! Тряси её, Мари, тряси, пока из этой самой Санчес не высыплются все сведения, которые имеются, даже то, что она давным-давно забыла! А я свяжусь с тобой, когда закончится обед.
– С кем хоть обедаешь-то?
– Компания будет небольшая, но респектабельная! – невесело рассмеялась Лавиния. – Герцог Медина, его сестра, мать Патрисия из монастыря Великой Матери, ваша покорная слуга и, я надеюсь, граф Альваро де Хаэн. Кое-кто во дворце проговорился, что завтра ожидают его появления. Ну, и, разумеется, иные действующие лица, вроде дворецкого или секретаря, для которых появление его светлости должно стать большим сюрпризом.
– Будь там поосторожнее, – посоветовала Мари. – Мне эта компания не кажется такой уж светлой и благостной.
– Осторожность – моё второе имя! – гордо задрала нос Лавиния.
– Да? А мне казалось, что твоё второе имя Безрассудство…
– Это только при северо-западном ветре.
И подруги рассмеялись.
Глава 11
Лавиния стояла в парадном дворе герцогского замка, укрывшись щитом незаметности, вертела в пальцах остывшую трубку и ждала. Между прочим, ждала уже довольно долго, минут десять точно.
– Я не показывал вам курительную комнату, сеньора коммандер? – раздался голос за её левым плечом.
– Родригес, ну можно ли так пугать женщину? – проворчала она, расширяя щит, чтобы не был виден и дворецкий. – А если бы я с перепугу зарядила в вас ледяными иглами?
– Это было бы неприятно, сеньора.
– Курительную комнату покажете после обеда, – распорядилась она. – а теперь помалкивайте, звуки этот щит пропускает, а я не хочу, чтобы нас заметили раньше времени. Ага, ну вот…
В центре двора разгоралось сиреневым окно портала. Когда оно приобрело нормальный размер, через него величественно вышагнула высокая фигура в белоснежном одеянии. Лицо матери Патрисии, обрамлённое белым покрывалом с алой каймой, было строго и печально, глаза смотрели требовательно, а руки безостановочно перебирали чётки. Портал схлопнулся, и в ту же секунду парадная дверь распахнулась, и на крыльцо вышел четырнадцатый герцог Медина. Лонго тоже был в белом и алом, и Лавиния запоздало сообразила, что это, возможно, какие-то семейные традиции.
– Родригес, – проговорила она, едва шевеля губами. – Почему такие цвета?
– Фамильные цвета, – столь же тихо ответил дворецкий. – Алый в честь военных подвигов, белый как символ верности рода Медина королевству. А теперь давайте не будем им мешать, просто понаблюдаем.
Лавинии показалось, что эти слова сопровождал еле слышный смешок.
Брат и сестра тем временем встретились в центре замощённой площадки. Лонго склонил голову, взял обе руки сестры и поцеловал их. Мать Патрисия одарила его поцелуем в лоб и что-то сказала, дождалась ответа брата и улыбнулась.
– Будем легализоваться? – спросил дворецкий.
– Рано, – Лавиния прищурилась, глядя на приоткрытые ворота, створки которых удерживались на расстоянии полуметра толстой цепью. – Ага, вот и следующий участник нашего представления…
Через приоткрытые створки они увидели экипаж, сверкающий никелем и золотом. Дежурный охранник подошёл к водителю, коротко о чём-то переговорил и вернулся в караулку. Цепь – толстая, явно тяжёлая, – взвилась вверх, словно девичья ленточка, и повисла на крюке. Ворота медленно и величественно открылись, и экипаж въехал во двор.
Герцог и его сестра к этому моменту успели дойти до крыльца, и встречали новоприбывших, стоя на верхней ступеньке: его светлость Энрике Хавьер впереди, мать Патрисия за его правым плечом.
Из экипажа выскочил водитель, обежал капот и распахнул дверцу, помогая высадиться солидному, грузному господину в чёрном и белом. Следом, опираясь на его руку, покинула экипаж очень худая и высокая женщина в тёмно-лиловом. Шляпка-таблетка была надвинута на лоб, с неё спускалась густая вуаль.
– Скажите, Родригес, это ведь граф де Хаэн, я ничего не путаю?
– Нет, сеньора, вы совершенно правы. Его сиятельство Альваро Мануэль Родриго Буэно-и-Коронель, граф де Хаэн, и его дочь, вдовствующая графиня Сьерра-Морена.
– Почему на ней вуаль, что-то с лицом?
– Не знаю, сеньора, но выясню у горничной. Ого, а они, похоже, надолго!
Восклицание это вырвалось у Родригеса, потому что следом за роскошным «Даймлер-Бенцем» последней модели через распахнутые ворота въехал экипаж попроще. Оттуда вышли немолодой мужчина в тёмно-коричневой ливрее и женщина в форменном платье, белом фартуке и кружевной наколке на волосах. Водитель второй машины помог им выгрузить чемоданы, шляпные коробки, два гигантских кофра…
– Я бы сказала, что так приезжают насовсем, – оценила Лавиния размер бедствия. – А почему они разгружают всё это здесь, разве во дворце не чёрного хода для прислуги?
– Есть, конечно, – фыркнул Родригес. – Но его сиятельство всегда требовал, чтобы его камердинер находился при нём неотлучно. А теперь простите, сеньора коммандер, я вас покину. Долг зовёт.
Дворецкий сделал шаг назад, и его скрыла густая тень дерева. Или… Лавинии показалось, что Родригес шагнул на изнанку, что, как известно, доступно только некромантам, да и то не всем.
– Да, теперь я понимаю, что сильно вас недооценила, господин дворецкий, – сказала она себе под нос. – Ах, как интересно!
Граф де Хаэн с минуту постоял возле своего экипажа, делая вид, что поправляет запонку. Судя по недовольному лицу, он ждал, что хозяин дома сделает шаг ему навстречу, но герцог продолжал стоять на крыльце и смотреть на своего дядюшку с лёгкой доброжелательной скукой.
– Дорогой племянник! – распахнув руки, Хаэн пошёл к крыльцу. – Как же давно мы не виделись, не беседовали, как родные люди!
– Примерно четырнадцать лет, дорогой дядюшка, – добродушно откликнулся Энрике. – Со дня второго совершеннолетия моей сестры. Но что для нас, магов, какие-то полтора десятка лет? Сущая безделица.
С этими словами молодой человек спустился на две ступеньки и тоже раскрыл руки для объятия. Оно получилось довольно формальным. Может быть, потому что Энрике всё ещё стоял выше, хотя граф и преодолел три ступени вверх?
– Хорошо, Сандоваль, очень хорошо, – прокомментировала Лавиния. – Ты здесь главный, и совершенно правильно не забываешь это подчёркивать. Теперь можно и смягчить, первое впечатление уже произведено. Но остались две женщины, одна за твоей спиной, вторая – за спиной графа Хаэна. Посмотрим, как ты решишь эту проблему?
Молодой человек чуть развернулся и взял сестру за руку.
– Кстати, дорогой дядюшка, это – та самая моя сестра, Мария Франциска. Вы не узнали её?
– Племянница, – Хаэн склонил голову. – Рад новой встрече. В этом облачении вас и не узнать…
– О да, граф, я вообще довольно сильно изменилась за эти годы, – женщина в белом и алом протянула руку ладонью вниз; перстень с тёмно-красным камнем[16] тускло блеснул на безымянном пальце.
Помедлив долю мгновения, Хаэн склонился и поцеловал этот знак статуса.
Дама под вуалью, до этого момента стоявшая неподвижно, шевельнулась, из-под широкого рукава её накидки вывалилось несколько тонких золотых браслетов, они съехали к запястью, и в тишине двора раздался ясный звон.
– О, дорогая моя, прости! – Хаэн взял дочь за руку. – Позволь заново познакомить тебя с кузенами: Энрике Хавьер, герцог Медина, и его сестра, ныне мать Патрисия, настоятельница монастыря… Племянница, я забыл, куда именно вы удалились от мира?
– Думаю, это не имеет большого значения. Ведь кузина Мария Эсперанса не собирается идти по моему пути, не так ли?
– Вы совершенно правы, дорогая кузина. Или я должна называть вас матерью Патрисией? – тонкие пальцы, затянутые в чёрную перчатку, прижались к губам.
– Полагаю, мы обсудим это всё за чашкой кофе. Коктейлей я не предлагаю, этот обычай мне не нравится, – герцог сделал шаг к входной двери, и она медленно и величественно распахнулась.
Двор опустел.
Главные действующие лица скрылись, слуги унесли багаж гостей, водители вывели экипажи, и ворота закрылись. Тяжёлая цепь снялась с крючка и снова соединила створки, на сей раз не оставив между ними даже крохотной щёлки. Дежурный охранник подёргал