– Расскажи о нём.
– Что я могу рассказать о человеке, которого видел считанное число раз? – пожал плечами Элисондо. – Только то, что его светлость не капризен, любит завтракать булочками с маслом и джемом, а за ужином выпивает один бокал вина.
– Немного.
– Чем богаты.
Жак помолчал.
– И всё же ты знаешь о нём больше, чем, например, охранник у дверей. Меньше, может быть, чем его камердинер, а может и нет. Просто с другой стороны. Ну, например, мог он отсюда уйти порталом в поместье и никого об этом не предупредить?
– Это вряд ли… – проговорил повар медленно, словно взвешивая. – Он же был совсем мальчишкой, когда… когда случилась беда с его родителями. И его очень берегли, никуда не выпускали без охраны. Покойный сеньор Вальес, который при его светлости был с детства, прямо в голову вколачивал правила безопасности, и среди них – никуда не уходить, не предупредив охрану. Даже из дома в сад. Его светлость герцог один не выходил никогда, только вот порталом из Лютеции сюда добирался. Кстати… – он прикусил губу. – А ведь в то воскресенье он и не должен был появиться. Его ждали в начале января, третье число – дата герцогского суда.
– Откуда ты знаешь?
– Я знаю, потому что в такие дня на ужин всегда готовил мальков угря в белом вине, его светлость очень любит это блюдо. А на тот день их не заказывали. Получается…
– Получается, что его светлость появился внезапно. Могло ли это оказаться для кого-то неожиданно и невовремя?
В ответ Элисондо только плечами пожал.
Какое-то время оба молодых человека молчали, потом Жак спросил:
– У тебя ещё пять минут есть?
Элисондо взглянул на часы.
– Пять – есть.
– Тогда, когда пожар случился, ты уже работал здесь, во дворце?
– Не-а, я тогда ещё в поместье жил. В том самом, Паломарес дель Медина. Матушка моя служила кухаркой, ну и я при ней. А при пожаре погиб не только его светлость Мануэль Алехандро и его близкие, захватило и этот корпус. Дворецкий тогдашний в дыму задохнулся, пытался вытащить хоть кого-то, и главный повар тоже не выжил. Ну и нас перевели сюда. Когда я после учёбы вернулся, матушка снова в поместье перебралась, а я вот, – он обвёл рукой вокруг. – Здесь.
– Ясно. А что говорили о причинах пожара?
Тут Элисондо повёл себя странно. Он оглянулся вокруг, внимательно осмотрел совершенно пустую комнату, потом вытащил блокнот и карандаш – Жак заметил, что на нагрудном кармане белой куртки красным вышито имя, – и на первом свободном листе что-то написал. Потом вырвал листок и показал его Жаку.
«Romulo eta Remoren istorioa errepikatu zen».[9]
Прочитав это, Дюпон посмотрел на своего собеседника и медленно кивнул. Элисондо смял листок и бросил его в горящий камин.
Глава 5
Что подавали в герцогском дворце на обед, Дюпон потом так и не вспомнил. Кажется, какую-то рыбу. Не вникал он и в разговор между остальными тремя участниками экспедиции, хотя обычно не пропускал мимо ушей то, что говорила госпожа Редфилд. Он крутил в памяти историю Ромула и Рема, которая, в общем-то, от первой до последней страницы была залита кровью. И всё же, как ему казалось, ни грустная история деда близнецов Нумитора, ни не менее печальная – их матери Реи Сильвии[10] как-то не вписывалась в картинку.
«Как ни крути, – думал Жак, раскладывая по цветам компоненты какого-то сложного десерта, – как ни крути, а получается, что мы говорим о братоубийстве. И кто у нас в роли Ромула, а кто в роли Рема? Как бы добыть список тех, кто погиб при пожаре? И перечень тех, кто выжил, кстати, тоже бы не помешал…»
– Дюпон! – в голосе госпожи Редфилд слышался смех. – Что вы сделали с этими прекрасными ягодами? Вам не понравился их вкус?
Очнувшись от размышлений, Жак посмотрел на свою тарелку: по её белоснежной глазури были аккуратными кучками разложены клубника, малина, сизые шарики голубики, жёлтые кубики чего-то, что он даже и опознать не мог… Посередине возвышалась горка прихотливо завитых мелких безе.
– Да, госпожа коммандер, – твёрдо ответил он, отодвигая тарелку. – Слишком сладко!
Герцогские покои находились в левом крыле здания и занимали практически весь второй этаж. В коротком коридоре, ведущем к входу в апартаменты, были лишь ещё две двери, справа и слева. Скромные обычные двери, выкрашенные под цвет обивки стен, в желтовато-бежевый. Двери эти были плотно закрыты, и от обеих тянуло магией.
– Кто здесь живёт? – тихо спросила Лавиния у дворецкого Родригеса, который сопровождал гостей.
– Справа – секретарь, сеньор Гонсалес. Слева… – тут дворецкий замялся. – Ну, видите ли, сеньора коммандер, когда-то это были комнаты придворного мага. Последний придворный маг погиб при пожаре вместе с его светлостью Мануэлем Алехандро, и эти комнаты долго пустовали…
– Что, не было придворного мага?
– Был, но…
– Ох, Родригес, кончайте мямлить, – рассердилась Мари Лаво, шедшая следом. – Если вы не съели этого самого придворного мага за обедом, в жареном или варёном виде, то можете быть совершенно спокойны!
– Сеньор Эстебан Перейра перебрался в поместье. Паломино дель Медина, – сухо ответил дворецкий. – Когда его светлость Энрике Хавьер поступил в Академию в Лютеции, сеньор Перейра сказал, что он слишком стар, чтобы творить на благо горничных и истопников.
– Он что, действительно так стар?
– Незадолго до пожара ему исполнилось триста.
– Ну и тьма с ним, Лавиния, – сказал Монтойя. – Мы хотели осмотреть герцогские покои, а старым пройдохой займёмся потом.
– Вы с ним знакомы?
– И неплохо! – усмешка у полковника получилась совершенно волчья…
Дверь в апартаменты герцога была скрыта зелёными атласными портьерами.
– Ключ у вас есть, Родригес? – спросила Лавиния.
– Конечно, сеньора коммандер, – чуть поклонился дворецкий. – Только… утром, когда Алонсо пришёл будить его светлость, ключ не сработал.
– Алонсо? Вы говорили, это была горничная.
– А это важно?
– Разумеется, Родригес. Всё может оказаться важным. Тем более, что пока не слишком понятно, что именно мы расследуем.
– Лавиния, – окликнула её Мари. – посмотри повнимательнее на портьеры!
Переведя взгляд на зелёную ткань, она заметила, что атлас и в самом деле чуть колышется.
– Сквозняк?
– Или нет, – мадам Лаво дёрнула плечом. – Подожди минутку, я проверю.
От её левой ладони, повернутой к двери, отделилось чуть заметное голубовато-серое облачко, поплыло к колыхнувшейся занавеси и нырнуло за неё. «Очень интересно! – подумала Лавиния, внимательно разглядывая заклятую подругу. – Что-то я не помню такого ни в тех уроках, которые ты мне давала, ни в курсе, который ты читаешь моим студентам!». Почувствовав взгляд, Мари нежно ей улыбнулась и чуть заметно кивнула.
– И долго нам ждать, мадам Лаво? – спросил Монтойя.
– Вы уже соскучились, полковник? Утешьтесь, недолго, сейчас Ниб вернётся… А, вот и она! – облачко опустилось на раскрытую ладонь и словно втянулось в неё.
Лавиния даже не успела засечь момент, когда это произошло.
– Так что показала разведка? – спросила она.
– В комнатах никого нет, окна закрыты и заперты. Так что можем входить. Родригес, открывайте!
С тяжким вздохом дворецкий достал из кармана ключ и попытался вставить его в замочную скважину… Ключ не входил.
– Довольно, Родригес, – остановил его Монтойя. – Давайте-ка лучше по старинке, ломиком.
– Как можно, сеньор полковник! – воскликнул дворецкий.
– Да легко!..
– Позвольте, я попробую, – сделал шаг вперёд Дюпон, о котором все успели забыть.
– Вы? Ну-у, хорошо, попробуйте… – Монтойя, уже начавший стягивать с плеч полковничий китель, неохотно отодвинулся от двери.
Жак повернулся к дворецкому.
– Скажите, сеньор Родригес, можно как-то закрепить эти портьеры, чтобы они не мешали?
С каменным лицом Родригес вытащил из-за правой занавеси два витых шнура с тяжёлой кистью на конце и завязал. Потом повторил то же с левой.
– Так годится?
– Вполне, благодарю.
Опустившись на колени возле двери, Жак легко, кончиками пальцев дотронулся до замочной скважины. Обвёл её указательным пальцем. Потом оглянулся на Лавинию и спросил:
– Я правильно помню, что тонкий ручеёк силы можно скрутить в жгут?
– Да, Дюпон, – кивнула госпожа Редфилд. – Блестящая идея.