Холмы Паури-Гархвала спускаются вниз уступами, напоминая свадебный торт. Террасирование выкраивает на склонах холмов ровные участки, пригодные для возделывания, но я не вижу ни крестьян, ни – присмотревшись внимательней – сельскохозяйственных культур. Наха рассказывает, что регион столкнулся со значительным оттоком населения. Крестьяне уезжают и ищут работу в городах, поскольку практически любое занятие и проще, и выгоднее возделывания холмов. Террасы трудно орошать, а когда созревает урожай, на него покушаются обезьяны и дикие свиньи. За десять лет, с 2001 по 2011 год, здесь полностью обезлюдели 122 деревни. Это заметно: километр за километром перед нами мелькают заброшенные террасы – как будто бы едешь по топографической карте. Контурные линии кое-где уже сглажены возвращением дикой растительности. Из-за этого «одичания» разрастается кустарник, который служит леопарду укрытием во время охоты. Почти 99 % крестьян, которых Наха опрашивал для статьи, опубликованной в научном журнале PLOS One, считают, что это позволяет леопардам подбираться ближе к человеческому жилью. 76 % нападений леопардов на жителей округа Паури-Гархвал происходит в местах со средним и плотным кустарниковым покровом.
Людям приходится уезжать, и домашняя скотина все чаще пасется без присмотра – для леопардов это легкая добыча. Наха подчеркивает, что преследовать жертву на крутых склонах – так же как и возделывать их – непростая задача. Зато козой или теленком можно пообедать без особых усилий. В отличие от оленей и другой естественной добычи леопарда, домашний скот бегает медленно и не так осторожен.
Как и человеческие детеныши. Согласно данным, которые собрал Наха, 41 % жертв леопардов в Паури-Гархвале погибли в возрасте от одного до десяти лет. Еще 24 % смертельных случаев приходится на молодежь от одиннадцати до двадцати лет.
Тут в разговор вмешивается Сохан. Аритра дремлет, так что переводить приходится Дипаньяну. «Он видел такое». Это был 1997 год. Тринадцатилетняя девочка работала в поле одна: срезáла траву серпом. Было примерно четыре часа дня. Сохан отдыхал в автомобиле буквально в паре метров от нее, когда появился леопард. «Все произошло прямо у него на глазах, – говорит Наха. – Леопард напал сзади. Он прыгнул девочке на спину и перекусил ей вену на шее. Брызнула кровь. Это было ужасно».
Я спросила Сохана о физическом состоянии леопарда. Может, он хромал? Или был старым и истощенным? Джим Корбетт в своих мемуарах отстаивает теорию, что бенгальские тигры-людоеды были больными или ранеными и охотились на людей, потому что больше никого не могли поймать. (Как пума, которая напала на Бена Битлстоуна.) «В случае с леопардами Паури-Гархвала, – говорит Наха, – дело не в этом». Он почесывает щеку. Некогда четкая граница его бороды сглажена возвращением дикой растительности.
Сохан соглашается. После того трагического случая семью девочки уговорили некоторое время не забирать тело. Леопарды возвращаются к своей добыче, и местные жители позвали охотников. Тело приковали к железному столбу; охотники терпеливо ждали. Именно Сохан отвез труп леопарда в Лесной департамент для вскрытия. Не считая пулевых ран, других травм у зверя не было, как не было отсутствующих или сломанных зубов. «Он был в идеальной форме».
Наха говорит, что людоедами чаще становятся самки, которым нужно кормить детенышей. В своей книге Сингх выступает против слова «людоед», предполагающего, будто животное в каком-то смысле «сошло с ума». Термин возлагает вину на леопарда, снимая ее с человека и его деятельности, которая приводит к быстрому исчезновению лесов и обитавшей там добычи больших кошек. Кроме того, подчеркивает Сингх, с точки зрения хищника, мясо есть мясо. «Большие кошки едят все виды мяса… Так почему бы не человеческое? Кто вообще приклеил этим великолепным созданиям такой уничижительный ярлык?» – задает он вопрос. А затем отвечает: Джим Корбетт.
На этом этапе поездки к нам присоединяется жена Дипаньяна Швета Сингх – она тоже биолог дикой природы. Пара встретилась в Индийском институте дикой фауны, где они оба работают, но Швета здесь не по служебным делам. Она приехала, потому что в горах красиво, воздух чище и потому что сейчас неделя Дивали, и она хотела бы провести ее со своим мужем. Швета немного моложе Дипаньяна и веселее духом. Он и она разделяют страсть к исследованиям и к диким местам, куда заводят их научные интересы. Она и я – к индийским снекам в красочной упаковке, лентами которых, словно связками сосисок, увешаны все придорожные лавчонки.
Сохан останавливается в маленьком городке. Мы собираемся выпить чаю (и съесть пару пачек «Масала Манч»). Крутой склон за окном кафе спускается к Гангу. Река берет начало на леднике, и это видно по бледно-голубому оттенку воды. Здесь, наверху, заметно холоднее. Женщины поддевают под сари вязаные шерстяные кофты.
Наха посвящает меня в политику Лесного департамента по отношению к леопардам, убившим или покалечившим человека. В отличие от Соединенных Штатов или Канады, где животное в таком случае, как говорят, «устраняют», здесь учитывают разницу между оборонительным и хищническим поведением – или, как говорит Наха, спровоцированным и неспровоцированным нападением. Главный инспектор дикой природы штата официально объявляет леопарда «людоедом», если тот убил и съел троих человек или больше, – и в этом случае охотники или служащие Лесного департамента имеют право его пристрелить. Откуда они знают, что все эти люди стали жертвой одного и того же зверя? Они устанавливают в округе видеоловушки, учатся различать местных кошек и знают территорию каждой из них. (Леопардов идентифицируют по пятнам. Рисунок на шкуре леопарда так же уникален, как отпечатки пальцев у людей.)
Кошек, объявленных людоедами, больше не перемещают. Тут индийские лесные департаменты рассуждают так же, как североамериканские агентства дикой природы. Если вы увезете куда-то леопарда и на новом месте он убьет человека, теперь вы же и будете нести за это ответственность. Видия Атрейя, изучающая конфликты между человеком и леопардами, пишет, что перемещение само по себе повышает вероятность новых атак. Когда в 2011 году сорок леопардов переселили в лесистую местность в штате Махараштра, среднее число нападений в год подскочило там с четырех до семнадцати – и не только из-за увеличения поголовья леопардов. Атрейя объясняет рост двумя факторами. Во-первых, за время, проведенное в неволе, леопарды перестают бояться людей, а во-вторых, стресс от поимки и перемещения в незнакомую местность делает животных еще агрессивнее.
Кроме всего прочего, перемещение, как и в ситуации с черными медведями, решение временное. Уберите одного леопарда, и вскоре его место займет другой. Такими новичками часто становятся котята-подростки, недавно разлученные со своей матерью. Это не предвещает ничего хорошего: неопытные хищники чаще выбирают добычу, которую легче поймать.
Если не перемещение, что тогда? Как Лесной департамент поступает с леопардом, который убил лишь единожды или который режет домашний скот? Наха отвлекается от передачи