— Мы…
— Нет, — ответила она. — Ещё нет. Ты сказал деду правду?
— Про что?
— Когда он спросил, ты сказал правду? Про меня. Про нас. Что ты меня…
Егоров не знал, как ответить. В таких случаях казалось страшным соврать и казалось страшным ответить правду одновременно. А врать красиво он не умел.
Ещё он заметил, что горло не болит.
— Солнце. Северное солнце. Ты мне очень понравилась, правда. Но тебе точно нужно всё это? Поэт, болтающийся по галактике. Мы знакомы всего два дня. Алиментщик с долгом в шесть сотен кредитов. Без дома, без денег. Ещё и яхту потерял.
— Дедушка сказал, что найдёт яхту, — Адель шептала, щекоча дыханием ухо. — Он может, он много потерянных кораблей находил. И мы улетим отсюда. На Московию. Или на Питер. Или куда-нибудь ещё, где тепло и есть работа. Ты покажешь мне Суздаль? Или хотя бы Пермь?
Губы коснулись колючей щеки Леонида. Тонкие руки начали расстёгивать куртку.
— Хорошая моя, — он попытался осторожно отстранить её. — Тебе нужен порядочный и честный мужчина. Возможно, местный. Возможно, какой-нибудь матрос с проходящего мимо судна. Я прилетел сюда с челябинцами. Там был отличный парень, например, зовут Гагарин. Боюсь, я слишком сильно впечатлил тебя своим интервью, на меня что-то нашло тогда, и ты подумала, что странствующий поэт — это…
— Я тебе не нравлюсь? — Адель снова потёрлась носом.
— Нравишься, конечно, но ты… совсем юная, а я уже нет. Боюсь не оправдать ожиданий.
— Сорок с небольшим! Многие только учёбу заканчивают. Ну и что, что выглядишь старше. Я тоже взрослая. Я сама лучше знаю, что мне нужно.
Она впилась в его пересохшие губы. И Егоров с лёгкой грустью понял, что единственный способ избавиться от соблазна — это поддаться ему.
Тонкий лучик света, пробивавшийся из-за занавески, разбудил во второй раз. Адель рядом не было. Егоров нашарил рукой одежду, вылез из-под одеял, растирая конечности. Нащупал брошенный планшет, включил переписку.
«Новый платёж. Плательщик — „Ишимский срочный фонд помощи артистам, оказавшимся в трудной жизненной ситуации“. Число участников — четыре тысячи пятьсот четыре. Сумма — пятьсот восемьдесят тысяч семьсот кредитов».
Сел на лежанку. Машинально тыкнул кнопку и принял платёж. На карте стало… Даже считать не хотелось.
Получается, цель выполнена. Получается, можно лететь в Пермь, отдать почти весь долго за алименты, а то и нанять адвоката с экспертизой, чтобы опровергнуть отцовство и вернуть угнанную яхту. И тут, словно обухом по голове ещё одна мысль — Адель… Чувство, что он в долгу перед прирученной провинциальной девушкой, оказалось сильным, и, к стыду своему, диссонирующим с накатившим ощущением свободы.
Посмотрел ещё письма. Ильнур в своём письме говорил, что готов прислать денег, Егоров, путаясь сослепу в буквах, ответил, что не стоит, потому что деньги нашлись. Следующее письмо было от бывшей жены. Снова короткое.
«Возвращайся. Им нужен отец. И никто тебе не изменял, я уже говорила. Я всё подстроила — объясню при встрече. Коллектором тебя искать бесполезно, я отозвала. Алименты можешь не платить».
Егоров схватился за голову, стал растирать уши, чтобы проснуться и успокоиться. Отозвала коллектора. Можешь не платить. Тогда кто? Кто угнал яхту? Кто охотился за ним? Зачем⁈
За перегородкой послышался шорох, Егоров убрал планшет. Через минуту дед Адели — имя его она так и не сказала — заглянул за шторку. Одетый в шубу, он коротко махнул головой в сторону выхода.
— Мне пора уходить? Сейчас, я соберусь.
— Нет.
— Что «нет»?
— Твоя яхта, — сказал шаман. Говорил он без акцента, но с каким-то пренебрежением, как будто обычный язык был ему неприятен. — Покажу, где яхта.
Егоров накинул куртку. Хлопнул по карманам, спросил шамана:
— Мы ещё вернёмся сюда?
Шаман неопределённо кивнул и вышел.
Они зашагали по насту и неглубоким сугробам через полупустой посёлок. Стадо согнали в одну кучу, животные мирно дремали, их охранял молодой парень в смешном пуховике, который рисовал что-то палкой на снегу. Никто не обращал на них внимания.
— А Адель? Адель ушла к себе?
Шаман не ответил, продолжая молча вести Леонида.
За пару шагов до озера дед пропустил поэта вперёд. По вырубленной лесенке они спустились в котлован, окружавший водоём. Там, за зарослями засохшей травы, покрытой инеем, виднелась прорубь, из которой парило, как из чана с кипятком. Сначала Егорову показалось, что у него что-то с глазами, но потом, проморгавшись, он понял, что не кажется — снизу, из проруби, шло слабое свечение.
Шаман скинул шубу, оставшись в свитере. Только сейчас в его руках Егоров заметил оружие — старинный револьвер в правой и большой охотничий нож в левой. Наклонившись к воде и раскинув руки, дед издал странный хриплый крик, переходящий в колдовское бормотание. Егоров посмотрел по сторонам. Только сейчас он понял, что оказался зажат на узком бережку между кромкой тонкого льда, отвесной стеной котлована, по которому не выкарабкаться наверх, и вооружённым полубезумным дедом, который продолжал бормотать не то заклинания, не то молитвы.
Наконец, дед закончил.
— Сымай куртки, — скомандовал он.
— Что?
— Сымай, — дед махнул револьвером в сторону проруби. — Там, внизу, духи воды дадут ответ про яхту твою.
Хмыкнув, Егоров подошёл ближе. Включились боевые рефлексы гардемарина. Заломить правую руку за спину. Подножку. Столкнуть в сторону проруби. И бежать, бежать что есть мочи до хижины. Схватить вещи, дойти до лифта, и…
Тут его взгляд упал на прорубь, и просчёт ситуации остановился. Внизу, под клубами пара виднелось студенистое, перламутровое нечто. Оно притягивало, звало Леонида своей таинственной инаковостью. Он вдруг вспомнил, что подобное же чувство испытывал на «Тавде», когда проезжал мимо леса. Сделал шаг вперёд.
— Иди, иди, вот так, — внезапно дружелюбным тоном подбодрил его шаман. — Не холодно там. Обувь сними, залезай внутрь. Духи воды всё расскажут тебе.
Егоров скинул верхнюю куртку на берег, разулся. Шаман толкнул его прикладом револьвера вперёд. Сущность, жившая в проруби, продолжала звать Леонида, и он, как зачарованный, продолжал повиноваться ей, но вдруг, в самый последний момент, словно что-то щёлкнуло внутри.
— А-а!! — закричал он, резко развернулся, выбивая выставленный вперёд нож.
Прогремел выстрел. Пуля, чиркнув по ноге, зарылась в снежную кашу на берегу. Егоров потерял равновесие и упал, ломая ледяные края проруби. Спина коснулась чего-то тёплого и уютного, и вдруг стало спокойно и хорошо. Словно что-то позвало Леонида, как зовут во сне