Он перебрал звуки, которые лучше всего получаются, и вдруг обнаружил, что может тихо свистеть. Видимо, заблокированы оказались только голосовые связки и конечности, а лёгкие выключить пленитель побоялся.
Егоров стал насвистывать гимн Суздальской империи. Это было немного странно и даже смешно. Коллектор остановилась и встряхнула свою ношу. Егоров на миг замолчал, но потом снова продолжил свистеть. Коллектор встряхнула ещё раз и ткнула ребром ладони под ребро. Леонида перевернуло на бок, он тихо кашлянул от боли. Они зашагали дальше. Теперь он видел немного больше — они шли по центральной улице нижнего сектора, мимо трамвайной остановки и минирынка.
Поэт заметил, что книжица в нагрудном кармане куртки сползла вниз и норовила вылезти наружу. Он засвистел настолько громко, настолько мог. Проходивший мимо китаец в кепке остановился и стал рассеяно оглядываться по сторонам. Безвольный взгляд Леонида наткнулся на пенсионерку, торговавшую пивом в бутылках. Она опиралась на странную трость, а сухой, чуть злобный взгляд из-под серой накидки был направлен прямо на них. Леонида встряхнули ещё раз и направились в сторону трамвайного перрона.
Книжка стихов выпала из кармана на пол отсека.
Коллектор тоже это заметила и повернулась. Думала — поднимать, или не стоит. Чёрно-белая обложка не сильно выделялась на полу, но поэт засвистел сильнее, пытаясь привлечь внимание. Егоров услышал звук справа от неё, со стороны своей спины. Что там происходит, он не мог увидеть.
— Поэт! Поэт пропал! — послышались отдалённые крики. Егоров узнал голос Скоморохова. — Украли!
В следующий миг зашипело напольное покрытие справа от них. Пара жужжащих шариков прогудели над ухом, запахло озоном. Плёнка голограммы подёрнулась и исчезла. По уличной толпе разнёсся вздох удивления.
В три прыжка коллектор донесла Леонида до перрона и прыгнула вниз. Егоров вздохнул от боли — безвольные конечности хрустнули в суставах. Его бросили в проход между внутренней стенкой и монорельсом. Коллектор прыгнула на рельс — то, что он под напряжением, её мало волновало. Достала из кармана светящуюся ручку и приставила к лицу Леонида. От яркого света, прошедшегося по сетчатке на миг побелело в глазах. Прямо над головой Леонида пролетела пара разрядов бластера. Девушка подпрыгнула на рельсе на метр вверх, разряды улетели в перегородку.
Егоров почувствовал, что тело оживает. То ли зона действия подавителя воли была небольшой, то ли сказались давнишние модификации гардемарина, повышающие выносливость. Он попытался согнуть ноги в коленях, но их свела судорога. Потянул руки. Проморгался. Ушибы болели, но не смертельно. Повернулся и пополз, стараясь не задеть рельс.
Коллектор спрыгнула вниз, перерезая ему путь. Выставила руку с браслетом, из которого вылетела пара парализующих иголок. Достала, бросила круглый шарик в толпу и пригнулась. Раздался хлопок, сверху повалил дым. Девушка хватила Леонида за руку, намереваясь снова закинуть на плечо. Снова зашумело в ушах, ноги стали мягкими.
— Ишь ты! — послышался громкий женский голос сверху. — А ну стой!
Разряд бластера пролетел сквозь клубы и с шипением врезался в рельс в полуметре от коллектора, полетели искры. Рельсы загудели — приближался трамвай.
Девушка коротко вскрикнула, перепрыгнула через рельс и приземлилась на Перегородке, схватившись за выступ в двух метрах от земли. Тронула что-то на костюме и снова стала невидимой. Ещё пара разрядов взорвались в метре над Егоровым, помимо них послышались выстрелы импульсника. Он продолжил ползти направо, через дым, по ходу движения. Руки оставались пока более послушными, чем ноги. Шум приближающегося трамвая, который уже выезжал из плавного поворота за Перегородкой, не оставлял выбора. Егоров ещё раз размял руки, зацепился за бортик, подтянулся и перевалился за край.
Позади затрещала аварийная сирена. Трамвайная кабинка не доехала метров пять и остановилась. Леонида схватили за руки и помогли забраться на перрон. Народ кашлял и громко плевался. Поэт кое-как прошагал метров пять, где дыма было поменьше, и уселся у торгового ряда.
— Как ты, дружище?
— Это кто?
— Поэт, выступал сейчас в киноклубе.
— Живой?
— Что за женщина тебя тащила? Куда?
— Ловите её!
— Поймаешь разве, тут дым, она невидимая, куда-то по рельсам…
Егоров отдышался и посмотрел по сторонам. Толпа собралась немаленькая, вскоре к ней прибился Скоморохов, Константиновский и ещё пара парней из зала.
— Ты в порядке? Тебя что, украсть хотели?
Директор дома культуры выглядел испуганным.
— Да. Долгая история. Сам не всё понимаю. Кто стрелял?
— Вам помочь подняться? — сказал Константиновский и тут же отвлёкся на звонок. — Товарищ майор, у нас стрельба в жилом на нижнем, на Космолётчиков. В поэта гастролирующего стреляли. Да. Да. Так точно. Есть доставить в часть.
— Кто стрелял? — повторил вопрос Егоров. — Я слышал чей-то голос. Женский голос. Меня же, по сути, кто-то спас.
— Бабушка стреляла! — сказал парень из толпы. — Которая пивом торгует. С места встала, посох раскрутила и давай шмалять по рельсам.
— Странная бабушка, давно говорил, что не местная она…
Константиновский со Скоромоховым помогли Егорову встать. В глубине толпы поэт заметил Екатерину Сергеевну и тут же отвёл взгляд. Не то, чтобы ему было стыдно за случившееся, просто не хотелось лишний раз волноваться. А лёгкое неприятное волнение при взгляде на неё возникало само собой.
— Я звонил начальству, они сказали, что надо вас отвезти в безопасное место, — сказал Константиновский.
— В номер?
— Нет. Не при людях. Пойдёмте, поедем на трамвае. Граждане! Представление закончено, прошу разойтись.
Егоров проверил ноги, встал, попробовал подпрыгнуть — тело его слушалось. Пошёл к остановке. Скоморохов шёл рядом.
— Прошу вас, Ефим Степанович, не распространяться об увиденном, — сказал Константиновский. — Думаю, сейчас начнётся расследование, и…
— Понимаю. Ба! — директор вдруг вскрикнул и побежал в сторону киноклуба. — Забыл совсем. Сейчас, дождитесь немного!
Они остались одни с Константиновским и ещё одним матросом — видимо, тем самым, что стрелял. Старший матрос несколько раз приказал народу разойтись, и народ в итоге послушался. Когда следующий трамвай после пропущенного уже был готов подъехать, прибежал Скоморохов и вручил пакет с мобилами.
— Полагается. За труд. Счастлива, гражданин поэт, увидимся ещё, может!
Егоров кивнул. Подумал о том, что, наверное, в последний раз видит всех них, и ему стало немного грустно.
Знал бы тогда, что ошибался…
Трамвай качнулся и поехал в сторону правого двигательного отсека. Среди народа Егоров отметил всё того же старика из зала. Он выглядел сочувственно. Снова ехали молча, но поэт не выдержал и спросил в вполголоса.
— Арестовываете?