— Сделаю все, что в моих силах, — мужчина поклонился. — Ведь если вы проиграете, то погибнет и Галаган. А я так часто подтирал ему сопли, что не скоро отвыкну от этой вредной привычки.
— Типун тебе на язык, старик, — сердито бросил щеголь и махнул перед собой резной тростью. — Сколько можно прощаться, пора и честь знать. Вы бы еще оркестр напоследок позвали.
— Твоя правда, брат, — согласился охотник. — Со мной пойдет сотня лучших стрелков и двадцать чародеев высших рангов. Всем остальным — укрепить стены, усилить барьеры и стоять любой ценой. Если мы проиграем — вы будете последней преградой на пути легионов. И чем дольше продержитесь — тем больше шансов, что эта погань не захватит империю, а за ней — весь мир. Что нас ждет в таком исходе, вы и сами прекрасно знаете. А если еще нет — просто выгляните наружу. Так что прощайтесь поскорее — и готовьте руны и обереги.
Сквозь рев ветра прорвались тихие всхлипы, шелест одежды и крепкие рукопожатия. Отцы давали последние наставления сыновьям, матери — благословляли дочерей. Мужья прощались с женами и тискали малышей. Иные преклоняли колена и целовали заметно округлившиеся животы: беременные чародейки — такое себе подспорье в бою, будь они хоть на порядок сильнее своих супругов.
Дядья и тетки подбадривали приунывших племянников, многие недоросли ревели навзрыд, позабыв об этикете и кодексах. Тайные влюбленные просили Белаго в спешке обвенчаться, прежде чем их разлучит поход, из которого явно вернутся не все.
Их родители, что враждовали испокон веков, крайне удивлялись выбору отпрысков, но не пытались им помешать. Наоборот — даже заклятые соперники оставляли в прошлом былые споры и братались у всех на виду.
Другие же донимали Юсупова, чтобы тот поскорее заверил завещания — и владельцы отписывали всю лишнюю недвижимость не дальним родственникам или доверенным лицам, а направляли в счет казны, чтобы вырученные деньги пошли на нужды армии и флота.
Конечно, в случае провала их поместья и усадьбы не продадут и за полгроша, но вдохновленные важной целью скряги пытались хотя бы так очистить совесть перед весьма вероятной встречей с Пресветлым Престолом. Те же, у кого не осталось ни имущества, ни родни, смиренно молились перед выставленными у входа реликвиями, насыщая их последними эманациями маны.
Глядя на это, киборг подметил две вещи. Во-первых, дворяшки в сути своей мало отличались от мещан — разве только повышенной чопорностью. И точно так же проявляли чувства, присущие всем без исключения людям: любовь, нежность, тоску, страх и боль разлуки. Да, их проявления гораздо более сдержанные, но легко читаются без всяких сканеров и сенсоров.
Во-вторых, пришелец привык, что именно аристократы забирают детей у родителей, а теперь именно он примерил роль разрушителя семей — пусть и ради всеобщего блага. И чем дольше он наблюдал за прощанием, тем сильнее проникался ощущениями, что прежде считались совершенно чуждыми и незнакомыми.
Система, проверь сердце.
Выполнено. Все модули и органы работают исправно.
А чего мотор тогда жмет?
Не могу знать. Людские души — вне моей компетенции.
Постояв еще немного, великан спустился в подземелье, где в опустевшем хранилище обустроили кордегардию. Оружия там и впрямь собрали на любой вкус и калибр, но охотника больше интересовали колдовские штуки.
Он повесил на пояс две кобуры, еще две приторочил к бедрам. В первые вложил обычные револьверы, во вторые — магические, как у агентов. За спину закинул рычажную винтовку, к ремню на пояснице приладил обрез помпового ружья, а в свободные петли засунул ножны с двумя тяжелыми кинжалами.
Надел на пальцы пару зачарованных колец, на шею накинул защитный медальон. Повертел в руках гравированную кирасу — маловата, на его груди даже не сойдется. А вот длиннополый кожаный плащ пришелся весьма к стати — и от дождя спасет, и от вражеских заклинаний, благодаря зачарованному подбою. Патронташи крест-накрест, гранаты в карманы — и можно выступать. На все остальное — божья воля.
— Вам очень идет, — сказала Аксинья, незаметно войдя в хранилище с подносом в руках. Ее осиную талию стягивал пояс с револьвером и ножом — и врагу не пожелаешь жить во время, когда вооружались даже дети и горничные. — В этот плащ вшит лоскут из покрова Победоносца. Он защитит вас от Тьмы.
— Спасибо, — парень улыбнулся. — Защита лишней не бывает.
— Я испекла вам пирог, — служанка поставила поднос на стойку с дробовиками, густо покраснела и потупила взор.
— На прощанье? — съязвил Захар.
— С надеждой не возвращение. Я бы… хотела печь вам пироги до самой старости.
— А я бы хотел их есть до ста лет, — киборг откусил большой кусок и с аппетитом закивал. — Но моя порода долго не живет. Так что присматривай за Титовыми. Они без тебя совсем пропадут.
— И все же, буду молиться о вас. И с нетерпением ждать.
Охотник обнял ее и чмокнул в лоб:
— Я постараюсь. Но ничего не обещаю.
Снарядившись, он поднялся в холл, где на столе из рюмок, шахмат и глиняных игрушек соорудили грубую, но довольно точную модель города. Алабин с важным видом двигал фигуры мундштуком от трубки, придумывая все более сложные маневры, разыгрывая их один за другим и всякий раз недовольно хмыкая.
— Чепуха все это, Игнат Константинович, — гудел нависший над полем боя Сабуров. — Некогда нынче с бирюльками возиться. Нужно собрать кулак —