Стефан Слободяну: Значит, философия – это всегда действие одного. А как быть с диалогом, о необходимости которого всегда говорят философы?
Аркадий Недель: Чтобы начать диалог, вам уже надо иметь какую-то мысль, с которой вы поделитесь с другим. Два нуля не могут диало-гизировать друг с другом, не могут даже ноль и единица. Если так, то это уже не диалог, а поучение, упанишада – «сидение у ног учителя», выслушивание его мнения. Для диалога необходимы два игрока, чтобы стать одним из них, необходимо иметь свою мысль, сделать из себя что-то. Чтобы сделать из себя что-то, вам нужно проделать большую работу будучи одиноким. Эта мыслительная работа: чтение книг, письмо, размышление, но всегда – с напряжением.
Стефан Слободяну: У вас лично был такой период в жизни?
Аркадий Недель: Конечно! Это достаточно длительный и мучительный путь. Философом не становятся за три месяца, как нам обещают некоторые учебники английского языка. Кант, например, вообще считал, что до сорока лет человек не может стать философом, он может быть только обучающимся философии. В этом есть своя правда.
Стефан Слободяну: Понимаю вас. Например, если мы выйдем сейчас на улицу и назовем себя «философами», то с большой долей вероятности можно ожидать, что к слову приклеится синоним: странный, непонятный, замысловатый.
Аркадий Недель: Ну это такое мнение толпы. То есть не делай что-то такое сложное.
Стефан Слободяну: Правильно ли я понимаю, что к философии надо идти, она сама к человеку не придет?
Аркадий Недель: Да, это так. Никакого откровения быть не может, и прежде всего откровение – это, во-первых, не философия, а во вторых, чтобы она случилась нужна огромная ментальная работа.
Стефан Слободяну: Куда идет философия?
Аркадий Недель: Она идет к началу. Всегда к началу.
Стефан Слободяну: Другое начало?
Аркадий Недель: К началу вообще. Философия – это об обосновании, о последнем основании, на котором вообще все может держаться – знание. Философия, в отличие от религии, не имеет (не должна иметь) теологического аргумента. Философ не может сказать, что вот есть Господь Бог и в нем, грубо говоря, есть все. И задача человека в том, чтобы приблизиться к божественному знанию. Фома Аквинский в этом смысле был очень прозорлив, когда разделил знание на два типа: знание философа и знание теолога. Это разные вещи. Каким бы хорошим ни был теолог, он не обладает философским знанием, потому что у него есть теологический аргумент в виде Бога.
Стефан Слободяну: Понятно. Известно, что далеко не каждый историк философии является философом.
Аркадий Недель: Безусловно.
Стефан Слободяну: А как история философии, история академическая может помочь человеку в достижении опыта чистой мысли?
Аркадий Недель: История философии – это в первую очередь история попыток ряда людей понять, что такое философия и ее основания. Понять мысль. От Аристотеля до Декарта, от Декарта до Гуссерля. И до Аристотеля огромное количество людей, как в Индии, так и в Китае занимались в целом тем же самым. Грубо говоря, история философии – это история таких вот экстремальных и ментальных опытов. Попытка выйти на чистую мысль. Философ – это криминалист в каком-то смысле, криминалист должен поймать преступника, а философ должен поймать чистую мысль – преступника особого свойства – но поймать ее сложнее, чем преступника, потому что у нее слишком много масок, в том числе языковых, слишком много всего, за чем она скрывается. Но я все-таки верю, что она есть, что это не фантом. Кому-то даже удавалось это сделать. Историю философии следует изучать и знать, как серию таких опытов.
Стефан Слободяну: Теперь на другую тему. Вы свободно говорите на нескольких иностранных языках. Ваш родной язык русский. Скажите, пожалуйста, при изучении иностранного языка, нужно ли отходить от своего родного языка и рассматривать иностранный язык в качестве вещи-в-себе, изнутри, если угодно? Как отдельную целостную систему, которая не совпадает с языковой картиной родного языка? Надеюсь, я не запутаю такой формулировкой будущего читателя нашего интервью.
Аркадий Недель: Да, когда вы изучаете иностранный язык, вам лучше на какой-то время забыть о вашем родном языке и полностью отдаться изучаемому. Примерно так, как вы отдаетесь фильму или спектаклю, когда сидите в кино или театре. Если спектакль вас захватывает, то в этот момент никакой другой реальности для вас не существует. Язык следует изучать по такой же модели. Вы максимально переносите себя в новый язык и начинаете жить в нем, видеть себя в нем, и тогда процесс обучения пойдет быстрее и веселее.
Стефан Слободяну: Хорошо. Как тогда не сойти с ума?
Аркадий Недель: Напротив, вы его приобретете.
Стефан Слободяну: Иначе говоря, языковая картина мира, простите, это словосочетание ко мне прилипло, полностью меняется? Физически – вы Аркадий, а метафизически, так скажем, вы улетаете куда-то туда?
Аркадий Недель: Думаю, имеет смысл это делать, чтобы не тащить за собой груз. По крайней мере, при изучении языка.
Стефан Слободяну: У меня сразу возникает ассоциация с актером, которому после окончания спектакля приходится возвращаться к себе. Поскольку без этого он так и будет совмещать несколько реальностей.
Стефан Слободяну: Хочу сейчас поговорить с вами о концептах, точнее о представлении философии, как концептов. Мы говорили о том, что к философии нужно прийти, а исходя из логики Делеза все уже готово. Шведский стол.
Аркадий Недель: Он имел в виду то, что философ создает концепты, не берет готовые, хотя возможно и то и другое. Но это техническая работа. Концепт важен, конечно. Им апеллируешь. Концепт – носитель смысла, им передается смысл, без него никак. Даже самые отвлеченные понятия, такие как Дао в Китае или Дхарма в Индии. Дело в том, что сегодня идут споры, восточная философия – она концептуальна или нет? Таких споров много, например, в буддологии.
Стефан Слободяну: А именно?
Аркадий Недель: Несколько лет назад у меня был интересный спор с Робертом Турманом, известным американским специалистом по буддизму. Мы обсуждали вопрос, является ли буддийская философия в Тибете концептуальной, как, например, греческая, или же речь идет о внеконцептуальном знании. Турман считал, что она строится вне концептов, я же настаивал