После XVII съезда партии, состоявшимся в 1934 году, Сталин тоже начал готовить глобальную перестройку, хотя и не экономическую. Тогда это было невозможно, поскольку к 1934 году экономика СССР, где полным ходом шла коллективизация, во многом вернулась к практике военного коммунизма. Крестьяне снова превратились в крепостных, был установлен тотальный контроль над прибылью. Однако сталинская перестройка заключалась в первую очередь в смене кадров: тех, кто помнил Ленина и работал при нем на тех, кто знал и чья карьера началась только при нем, Иосифе Сталине. Эта глобальная перезагрузка касалась не только формальной кадровой смены: Сталин менял психотип чиновника, вернее – революционера на чиновника. Развязка этого процесса произошла тремя годами позже: 1937-й – это замена революционного разума на чиновничий. Была произведена беспрецедентная чистка советских элит (здесь: привет Парето) с целью лишить их возможности аккумулировать власть в своих руках. Если революционер в политике, по определению, это человек, борющийся за власть, то чиновник – это тот, кто ее поддерживает. Ленин не любил чиновников и старался держать их от себя на расстоянии, используя их исключительно для локальных целей. Сталин тоже не особенно доверял своему чиновничьему аппарату, но рассматривал его как совершенно необходимое условие для удержания власти. В более точных терминах можно сказать, что Сталин дал чиновнику не саму власть, а ее форму, которую он менял в зависимости от ситуации. Сама же верховная власть в стране, ее сакральное составляющее, принадлежало даже не столько самому Сталину, как человеку из плоти и крови, сколько его квази-религиозной ипостаси. Это было своего рода гарантом того, что ее нельзя было просто отнять путем дворцового переворота или как-то еще.
Когда, в 1953 году, к власти пришел Хрущев, он интуитивно понял: без десакрализации власти Сталина его перестройка не получится. Устроить новый 1937-й, чтобы заменить весь старый аппарат на новый, было невозможно, да и сам Хрущев едва ли подходил на роль нового отца народов, поскольку не принадлежал этому психотипу лидера. Выход был найден: разоблачая культ личности, Хрущев десакрализировал Сталина, который из божества превратился в преступника. Но на этом дело не закончилось, поскольку, с точки зрения политической антропологии, произошло нечто большее, а именно: сама власть стала мирской в том плане, что перестала внушать священный трепет. Она стала более осязаемой и понятной, и чтобы удержать эту новую форму власти, Хрущев идет на рискованный, но, видимо тогда, единственный возможный шаг – профанацию сакральной власти, которую позже назовут «Оттепель». Исторически говоря, он осуществил долгую parodia sacra, в Италии более известную как bizzarra facecia (вычурная шутка), практику, хорошо известную еще в Средневековье. Parodia sacra была не только чем-то маргинальным или запрещенным, но необходимым аспектом средневековой жизни, превратившись также и в литературный жанр, например, у Франсуа Рабле13. Суть ее заключалась в том, что в какой-то момент монахи, студенты или простые прихожане могли посмеяться всласть над тем, что они изучали и воспринимали как священное знание и что составляло основу их мировоззрения – то, что многих из них (в случае монахов) часто доводило до духовного и интеллектуального изнеможения. Иными словами, parodia sacra служила эмоциональной перезагрузкой, способом восстановить силы для дальнейшей работы. Сама церковь вполне поощряла эту практику и не видела в ней никакой угрозы для себя. Хрущев, в качестве коммунистического «первосвященника», взял на себя труд сакрального пародиста. Ни один другой советский лидер, ни до него, ни после не позволял себе публично называть художников «пидарасами», стучать кулаками по столу в ООН или подобном месте, с трибуны съезда гнать интеллигентов заграницу, обещать «похоронить США» и проч. Строго говоря, смысл хрущевской перестройки состоял не в отказе от коммунистической идеи, в которую он, безусловно, продолжал верить, и даже не в том, чтобы закопать Сталина, под чьим руководством активно принимал участие в массовых репрессиях, а в удержании коммунистической идеологии мирским средствами.
15 января нынешнего года Владимир Путин в своем послании федеральному собранию предложил внести ряд поправок в Конституцию, отправив правительство Дмитрия Медведева в отставку. Тем самым Путин сообщил: перестройки в России не закончились. В СМИ тут же возникла закономерная интрига – что это значит и какой будет перестройка на сей раз? Самая расхожая на сегодняшний день версия заключается в том, что Путин готовит свой уход из Кремля в 2024-м. Он готовится уйти, чтобы остаться – либо председателем Совбеза, либо новой структуры, как Госсовет, или в каком-то другом, пока непонятном, качестве. Вопрос: что будет с Путиным после 2024 года означает – что будет с верховной властью в России? Останется ли она президентской де факто или же президент превратится в номинальную фигуру, а реальная власть будет перенесена из Кремля в другое место, оставшись на прежнем носителе?
Начнем с факта. В качестве нового главы правительства Путин предложил Михаила Мишустина, экономиста, специалиста по налогам, который сильно улучшил федеральную налоговую службу, сделав ее во многом цифровой. Мишустин, кажется, человек не из близкого окружения Путина, он никогда не работал в ФСБ, не родился и жил в Петербурге, а принадлежит скорее московской финансовой элите. Как сообщают СМИ, после ухода с поста директора Федерального агентства по управлению особыми экономическими зонами, Мишустин два года работал в группе ОФГ Инвест, основанной в 1994 году бывшим министром финансов РФ Борисом Федоровым, и на должности управляющего партнера группы UFG Asset Management. Словом, в январе 2020-го российским премьером становится финансист, при этом исповедующий, в отличие от самого президента, цифровую идеологию. Что это означает по сути? То, что внутренней политикой в стране будет руководить менеджер, находящийся как бы вне политического поля, а сама внутренняя политика станет больше походить на технику. По ходу замечу, что в свое время подобное решение для Европы предлагал