Если в более концептуальных терминах: когда мы говорим, что правительство ушло в отставку, это требует существенного уточнения – в отставку ушел Дмитрий Медведев, всем надоевшая и уже во многом комичная фигура, хотя не без элемента драматизма. Иными словами, «денег нет, но вы держитесь» заменили на «деньги есть, будем тратить». Это существенная замена, пока де юре.
То, что Путин предложил в своем послании расширить полномочия парламента, когда Дума сможет утверждать кандидатуры министров и членов правительства, включая кандидатуру премьера, соответственно, увеличит реальное участие в политике думских фракций, означает значительное сокращение президентской власти. Руководители силовых структур тоже теперь должны будут назначаться по итогам консультации Советом Федерации. Если все пойдет, как задумано, то серьезный кусок президентской власти будет отдан главе парламента. Не только премьер, но и президент превращаются в технических исполнителей с уже весьма ограниченными полномочиями. Зачем это нужно? Нет сомнений в том, что Путин хорошо усвоил уроки горбачевской перестройки, будучи в то далекое время резидентом разведки и, возможно, еще не слишком хорошо разбираясь в политике. Но наверняка он уяснил следующее: система с одним центром власти, а тем более, если эта власть не имеет трансцендентного измерения, а существует в мирских формах, обладает несомненно большими рисками для жизни. Степень ее приближения к катастрофе растет по мере ее политического старения.
Следовательно, остается только два возможных варианта: первый, вывести власть в область теологии в той или иной форме. Для этого было бы необходимо изменить Конституцию и сделать себя пожизненным президентом, что означало бы возвращение к a là царистскому способу правления и еще большему политическому слиянию церкви и государства. Такой проект имел бы ряд слабых сторон, и прежде всего, он оказался бы крайне непопулярным в обществе, поскольку последнее сегодня ждет перемен не меньше, чем общество в конце брежневского периода. Кроме того, в сегодняшней России, да и в мире в целом, не существует таких инструментов, которыми можно было бы вывести власть в трансцендентную сферу, как это было при Старом режиме, без риска либо ее потерять, либо установить жесткую диктатуру. Второй вариант: рассредоточить саму власть по «принципу подводной лодки», где в случае пробоины в одном отсеке, остальные остаются нетронутыми.
Что касается внесений поправок и изменений в текст Конституции, то в принципе в этом действии нет ничего анитигосударственного, как считают некоторые обозреватели. Конституция никакой страны не является и не должна являться Священным Писанием, чтобы ее воспринимать как вечную и неизменную ценность. Так, в Конституции США есть 5 статья, предусматривающая внесение поправок, которые затем должны быть одобрены Конгрессом (двумя третями присутствующих членов каждой из палат). За всю историю этого документа в него было внесено двадцать семь поправок, в том числе поправка 22 о том, что «один и тот же человек может занимать пост президента не более двух сроков». Другое дело, что большие вопросы вызывают некоторые члены сформированной конституционной группы. Например, Николай Долу-да, атаман кубанских казаков, едва ли хорошо подготовленый человек для работы с основным документом страны; Леонид Левин, актер по образованию, а ныне заместитель руководителя Аппарата Правительства РФ, который в соавторстве с Петром Толстым и Андреем Клишасом придумал поправку, признающую физическое лицо иностранным агентом при распространении им материалов и получении за это иностранного финансирования; Захар Прилепин, писатель-стрелец, которому, по его собственному признанию, убитые им люди не приходят ночью, а «просто лежат в земле». Профнепригодность этих людей для такой работы очевидна.
Понятно, что меньше всего Путин хочет «революции снизу», которая произошла как следствие реформ Горбачева и закончилась крахом государства и политическим фиаско самого бывшего генсека. Горбачев, что интересно, тоже действовал в тот момент, когда не только экономика пришла в упадок, но и коммунистическая идеология, или квази-теология, себя полностью исчерпала, по крайне мере, в ее советском изводе. «Низы» не только не хотели жить по-старому, они не желали так думать. Все, что мог предложить Горбачев – это равнение на капитализм и свободу высказывания, что, конечно, было в то время новаторским и наиболее желанным. Но чего он не мог предложить – это новую социальную защиту. Выбор был прост: либо деньги и свобода, либо «больше социализма» с эфемерным государством, но и то, и другое каждый имел право выбирать сам. Большинство выбрало первое. Ошибка Горбачева, вероятно, неизбежная – а для многих людей счастливая, – которую учитывает Путин, состояла в том, что он начал свою «революцию сверху» – «снизу». Он сразу начал революционизировать советское общество, дав ему до того невиданную свободу слова, а не занялся в начале партийными элитами и номенклатурой, которая вскоре и захватила власть, превратившись в элиту денежную. Поэтому путинские реформы, заявленные в его послании, которые пройдут вне идеологии – кроме того, отсутствие правящей идеологии закреплено в 13 статье Конституции РФ – это, с формальной точки зрения, перераспределение властных полномочий для укрепления иммунитета системы, иммунитета против «революций снизу», но по контенту – это перестройка элит.
Наивно думать, что в России сегодня власть представляет собой непротиворечивую и когерентную структуру. На данный момент тело российского Левиафана не сбалансировано, его чресла и мясистые части тела, в отличие от ветхозаветного, не сплочены твердо между собою (Иов 40:11) и могут дрогнуть, если появится неучтенный фактор риска. Ну а если без аллегорий, то существуют группы интересов: силовики, либерально и националистически настроенные аппаратчики, в том числе, надо думать, и в самой АП, атлантики, ориентированные больше на американские зоны влияния, не говоря уже о локальных конфликтах внутри самих этих групп. Борьба за влияние между ними едва ли затихает, особенно после 2012 года. В любом государстве, старом или новом, власть – это всегда коммуникационный капитал между и внутри элит, и в конечном счете от этой диспозиции зависит как настоящее, так будущее.
То, как развиваются события последней недели, говорит о следующем: Путин решает (или уже решил) головоломку, как и в какой форме аккумулировать новый коммуникационный капитал – резервный фонд элит, задачей которого станет регулирование баланса власти после 2024 года. В этом плане один из самых интригующих вопросов – о преемнике приобретает несколько иной смысл: следует ожидать, что преемником станет человек с довольно низким коммуникационным капиталом. Иными словами, президент 2024, если исключить, что это будет сам Путин, должен принадлежать той элите, создание которой сейчас только началось.
1
«Зло есть добро, добро есть зло» (пер. Б. Пастернака).
2
Lee, Bandy X., The Dangerous