Норма в этот момент сидела, обессиленно развалившись на стуле и постукивая себя кулаком по лбу для стимуляции умственной деятельности.
Она подобралась и кашлянула.
– Добрый. – И, вспомнив просьбу Леса больше не язвить, выдавила: – Ну что, как там твой… груз?
– Без нареканий, – так же бесцветно отозвался Октав. – Я закончил с той задачей и теперь свободен.
Он прошел в столовую и сбросил шерстяной плащ с меховым подбоем на гобеленовый диванчик. Затем закатал рукава и налил себе чаю. Краем глаза Норма отметила, что его бледные, покрытые шрамами руки слегка подрагивают. «С чего бы? Еще и пальцы такие длинные… Видимо, чтобы на клавесине играть», – подумалось ей.
– Что такое? – спросил Октав.
Норма резко отвернулась, опасаясь, что он заметил ее пристальный взгляд.
– Н-ничего! – буркнула она. – Раз уж ты теперь свободен, окажи честь, помоги разобраться с бумагами, – и подтолкнула ему папку. – Может, найдешь что-нибудь.
Октав ничего не ответил, продолжил попивать чай, перелистывая бумаги.
Норма уткнулась в чашку с синим цветочком, продолжая исподволь следить за своим недавним врагом. И вот он здесь – плащ бросил как попало, сидит, точно у себя в роскошной гостиной, закинув ногу на ногу. Опять щеку изнутри закусил. А как он слова цедит? Будто делает окружающим одолжение, когда рот открывает!
– Хм-м-м… – протянул Октав. Но на этом все.
«Вот-вот, – продолжила рассуждать Норма. – До чего же неприятный. Мог бы хоть словечко проронить, нет, уткнулся и строит из себя умника! Интересно, что у него там в голове?»
Но читать мысли она не умела, а потому принялась всматриваться в свечение.
Да, сосредоточен, фон ровный, васильково-голубой, только под ним мелькает что-то… Волнение? Да, вот они, оранжевые искры. Может, знает, что им интересовался Арсений? А ведь Супервизор очень настойчиво расспрашивал о действиях Октава в ущелье Меча. Справедливости ради его интересовало все о том деле: каков им показался Хозяин Костей, был ли опасен аструм, что они думают о Настасье Фетисовне… А главное, как относился ко всему Турмалин. Норма отвечала искренне, и бояться Октаву было нечего.
Но что лежит глубже его волнения? Глаза Нормы расширились: там билось какое-то светлое чувство, розовато-желтое, точно заря… Она не знала, как его назвать.
– Нашел, – вдруг заявил Октав холодно и придвинул документы обратно, а сам встал рядом и склонился над Нормой, указывая на столбцы цифр. – Вот, каждый месяц десять дней из плюс-минус тридцати происходят большие списания сырья, что влияет на штрафы. Но, если мы посмотрим более давние данные, – он отлистнул бумаги, – два года назад ничего подобного не было. Что изменилось?
– Хозяин мануфактуры. Он умер и завещал все дочери… – Норме было крайне не по себе оттого, что он так навис над ней.
«Хорошо хоть по́том не воняет, – проворчала она мысленно, – а и вовсе флердоранжем, как из лавки мыловара».
– Видимо, что-то с его дочерью не так. Или с управляющим, не знаю деталей.
Наконец он разогнулся и вернулся на свое место.
– В том-то и загвоздка… Подожди, а откуда ты так разбираешься в деловых бумагах? Нас этому не учили.
Октав досадливо закатил глаза, поднеся чашку к губам.
– У моего отца сахарная мануфактура. Я иногда заглядывал ему через плечо.
Норма вдруг фыркнула. Октав вопросительно выгнул бровь.
– Я поняла! Сахар делают из свеклы, а свекла на керслявском наречии… Рункелис! Это ж твоя фамилия! – Она не смогла удержаться он хихиканья, но тут же остановила себя. – Подожди, но это значит…
Октав отставил чашку.
– Да, ты меня раскусила. Я дворянин лишь во втором поколении. Когда родился мой старший брат, государыня еще не пожаловала отцу титул барона за его изобретение.
Норма неловко улыбнулась его внезапной искренности. Но он бы и не смог солгать ей.
– Довольна? – уточнил Октав, явно уязвленный. – Что я не тот, кем меня считали.
– Нет, просто…
– Я – сын разбогатевшего фермера и мануфактурщика, с фамилией, происходящей от прозвища, – продолжал чеканить он. Турмалиновые глаза запылали, длинные пальцы сжались. – И мой отец достойнейший человек.
– Извини! – Норма вскинула ладони в защитном жесте. Ей впервые было стыдно за свой выпад в его сторону. – Не вижу в этом ничего плохого. – И, помолчав, добавила: – Зато твои знания пригодятся в нашем расследовании. Потому предлагаю перемирие.
Октав прикрыл веки.
– Предложение принято.
Лазурит медленно выдохнула, не уловив в его словах подвоха.
– Тогда давай посвящу тебя в детали…
Уже за полночь, успев обсудить все теории и отмести их, оба задумчиво молчали. Норма, уже не таясь, пристально глядела на Октава, а тот с недовольным лицом рассматривал свои ногти – запачкался, ковыряя огарок спички, прежде чем заключить, что в ней нет ничего демонического. В конце концов, демоны предпочитают в своих ритуалах серу, а не фосфор.
– Что стало с Рахель? – неожиданно для самой себя спросила Норма. – Я совершенно не понимаю, как возможно сделать такое… с ней.
Октав оторвался от своего занятия и поднял глаза на Норму.
– В арсенале Инквизиции множество методов воздействия. И не все они родом из ее подвалов. – На ее молчаливый вопрос он пояснил: – Есть вещи куда хуже простого клеймления. Можешь мне поверить.
Норма поджала губы. Пытки духа. Она догадывалась.
Турмалин достал из кармана золотой хронограф и щелкнул крышкой.
– Я иду спать. Завтра нужно представить господину полицмейстеру результат работы. Вы тоже можете посмотреть, – внезапно предложил он, едва уловимо дрогнув голосом.
Она только кивнула и сделала мысленную заметку завести настенные часы с ходиками, давно замершие.
Но, когда Октав, подхватив свои вещи, направился к спальне юношей, она окликнула его:
– Постой! Это наше новое задание от Инквизиции… Что ты…
– Тебе страшно, – не спросил, а заявил Октав, но в его тоне не было издевки. – Так и должно быть. Катаклизмы на своем пике ужасают. Но нас отправляют не сражаться, а обнаруживать их до того, как станет слишком поздно. По крайней мере, так я понял инструкции Главного архивариуса. Доброй ночи. – Октав слегка поклонился и скрылся за дверью.
Но для встревоженной Нормы ночь доброй уже не была.
* * *
– Подъем, кадеты! – Лес сначала замолотил в дверь Нормы, а потом пнул и свою. – Подъем!
К его удивлению, Октав уже сидел на койке умытый, причесанный и выбритый, методично застегивая жилет на мелкие пуговицы. На появление Яшмы он только недоуменно нахмурился, но ничего не спросил.
– Что такое?! – вывалилась в коридор Норма с припухшим спросонок лицом и растрепанными, что у городской сумасшедшей, волосами. Естественно, в ночной сорочке ниже колен и неизменной шали. Заметив открытую дверь напротив, она юркнула обратно и высунула только голову. – С