Кузнец повернулся боком к рядам и снова застыл, опустив плечи. Арсений же отбежал к кафедре, вытянул из-под нее цветастый платок и тут же накинул его себе на голову, как крестьянская девушка.
– Сегодня буду Лушкой, маленькой пастушкой! – нараспев произнес Арсений, вытянул губы трубочкой и захлопал ресницами.
Лес гыгыкнул в голос, Норма, совершенно ошалев от увиденного, пнула брата под столом.
– Я, Лушка, любопытная девчушка! Дядя кузнец, не обидь, чудо позволь мне увидеть!
Борис пробормотал под нос нечто невнятно, что должно было означать отказ применять мистерию на потеху. Арсений принялся уговаривать термала на все лады, то меняя интонацию, то личину, но в каждой представляясь какой-то пародией на горожанина, словно скоморох посередь Локотков. Он преображал свой тон, то угрожая, то суля деньги, то соблазняя какими-то другими благами, едва не выплясывая вокруг понурой фигуры на подмостках. Но Борис твердил одно: «Смиренным не положено, сударь, мы чтим Церковь Святых Серафимов, сударь».
Лес уже откровенно хохотал над ужимками Супервизора, и никто не думал его одергивать. Норма покосилась за его спиной на Октава, но тот смотрел прямо перед собой, будто бы закусив изнутри щеку, излучая… Что это, ему неуютно? Норме тоже было слегка не по себе, не такое она ожидала увидеть в стенах Инквизиции, что держала в страхе всех мистериков. Да и немистериков тоже.
Она окинула взглядом остальных присутствующих. Те безмолвствовали, даже не шевелились, и только пыль кружилась в воздухе, потревоженная шутовскими пируэтами Арсения.
Тут брат, отсмеявшись, вскинул руку:
– Господин Супервизор, можно вопрос?
– Да-да? – Тот мгновенно перестал изображать старую нищенку.
– Но это ведь слишком просто – всегда отвечать отказом, да еще и здесь с вами. Так всякий может.
Арсений вновь захлопал в ладоши.
– Вы правы, пра-вы, юноша! Как вас зовут?
Лес назвался.
– Вижу, вы на редкость умный молодой человек, – похвалил его Супервизор, а брат выкатил грудь и ухмыльнулся от удовольствия. Такие слова он слышал редко. – Кто угодно может изобразить смирение, выказывать его перед нами, достойными людьми, а дождавшись своего часа, ударить в спину нечестивой силой. Это опасность, великая опасность, и мы должны ее предотвратить. Но у меня есть несколько весомых аргументов, позвольте заметить! Вот, взгляните. – Он отвесил кузнецу легкую пощечину. Тот не дрогнул, другие мистерики не издали ни звука. – Что скажешь, Борисушка?
– Благодарю покорно, господин Супервизор, за науку.
– Каково? Горжусь тобой, садись. – Пока кузнец пробирался на свое место, он продолжил: – Я, с позволения сказать, Лазурит, что дает мне определенные преимущества, не находите, юноша?
Лес чуть смущенно потер шею.
– А-а-а, так вы видите, кто лукавит…
– Именно. – Арсений щелкнул пальцами. – И не только. Но все равно не могу не согласиться – случай Бориса слишком прост. Он человек мирный, хоть и термал, жизнь посвятил кузне, а будущее видит в трудах. Такие люди более податливы, им проще смириться…
Несмотря на ужимки, говорил Арсений по делу. Норма и не позволяла себе обмануться – случайные люди не служат в Инквизиции. И все же с души будто начал скатываться тяжелый камень: новый куратор не казался жестоким, он не станет калечить или оскорблять без причины. Вон как Лес разрумянился, услышав доброе слово.
«А Октаву вообще никто не нравится, кроме конвоиров и особ вроде этой Ноэль». – Она поджала губы в раздражении, припомнив «ласковый» прием.
– А вы что думаете, барышня?
Норма вздрогнула, осознав, что обращаются к ней. Руки потянулись к ленте в косе.
– Не тушуйтесь, заинька, здесь все свои.
– Я… Я думаю, что делать с более агрессивными мистериками? – высказала она наконец то, что беспокоило ее ранее, но спросить было не у кого. – Из тех, кто опасен по своей природе, но еще не совершил настоящего преступления. Неужели всех клеймить, не давать и шанса?
Ей вспомнилось их первое дело в сыске и битва на болоте. Те мистерики не были смиренными, далеко не были. Может, им бы общение с Супервизором пошло на пользу и они бы не совершили тех поджогов и краж?
– Заинька моя, вы радуете самое мое сердце! Ну, какова умничка! Пожалуй, отблагодарю Куприяна за то, что доверил мне таких чудесных подопечных!
Губы сами собой растянулись в несмелой улыбке. Да, несуразный и смешной, но точно не злой человек этот Арсений Лазурит. Норма уже более благосклонно присмотрелась к нему, но снова что-то ускользнуло от ее внимания, и завеса правды осталась на месте.
– Идите ко мне, заинька моя, не бойтесь. Я вам сейчас все наглядно покажу.
Норма кивнула и вышла на помост, одергивая форменный мундир и белые оборки манжет.
– Теперь повторяйте за мной, – велел Арсений. – Смущаться запрещаю, это ваше обучение!
Сначала он потряс кистями рук, потом повел плечами, подергал поочередно обеими ногами… Норма, отчаянно краснея, копировала его движения. В какой-то момент ей стало легче. Что такого? Это всего лишь ее руки и ноги, это всего лишь упражнение, которое нужно выполнить.
– Так, смотрю, вы разогрелись, расслабились. Прекрасно! Теперь задачка посложнее. Представьте, что вы барыня.
Норма подбоченилась с улыбкой.
– Нет, злая барыня!
Она нахмурилась как можно сильнее.
– Еще злее!
Норма топнула ногой.
– Прекрасно! Представьте, что все здесь – ваши крепостные. Они принадлежат вам с потрохами и при этом умудрились очень сильно вас рас-сер-дить!
– У-у-у, негодные! – Норма погрозила кулаком. – Бестолочи окаянные!
И ничего страшного. Всего лишь забавное притворство, игра.
– Так, не выходи из роли. Теперь нам нужен партнер по сценке. Давай-ка ты выходи. Ну, живее!
Послышались шаги, и Норма, все так же грозно супясь, развернулась на звук. И едва не обмякла там же на помосте – руки повисли вдоль тела, колени начали подгибаться.
– Роль! – крикнул ей в ухо Арсений. Но она не могла, не могла!
Перед всем амфитеатром и Нормой стояла госпожа Палач, Рахель. В ушах запищало, перед глазами поплыли черные мошки. Тут Арсений щелкнул пальцами прямо у ее лица.
– Заинька моя, извольте закончить упражнение.
– Я не…
– Да вы взгляните на нее!
Норма сморгнула накатившие слезы и послушно уставилась на Рахель. Девушка напротив была очень похожа на нее, но будто что-то стерло, размыло все яркие краски. Мраморная кожа посерела, коса не смотрелась хищной змеей, увенчанным жалом хвостом скорпиона, а болталась, точно мочало. Плечи поникли, а красные глаза не смотрели на Норму, нет, – девушка напротив, так похожая на Рахель, безучастно смотрела в пол.
Ее сияние – обычно яростное, пышущее жаром и жаждой – теперь еле теплилось, точно присыпанное пеплом.
Норма не находила слов и прикусила губу до боли. Только что она боялась Рахель