– Не верь ей, Хранитель! Гони ее в шею отсюда! – ворчливо заговорила старуха, – она только притворяется слабой, на самом деле сил в ней еще не меряно. Загрызет тебя, наше ясное солнышко, что же мы делать-то будем?
– Я смогу с ней справиться. Уйди! – резко проговорил Никко.
Старуха ушла, то и дело оглядываясь, и Никко сел рядом со мной. Я посмотрела в его обновленное, почти красивое лицо, и внутри снова забурлила ненависть.
– Будешь сначала насиловать, или сразу убьешь? – спросила я, дерзко вскинув подбородок.
Никко усмехнулся.
– Зачем ты так? Я ведь тебя любил, Дана. И я не собираюсь тебя убивать. Я не желаю тебе зла.
Я опустила голову и сглотнула комок, стоящий в горле. Мне был горько слышать это.
– Я тебе не верю. Иначе почему же ты допустил все это? Почему позволил погубить невинного ребенка? – закричала я.
– Я так много вытерпел от тебя, что любовь как будто закончилась, – задумчиво ответил он.
– Смотрю, хорошо тебе сейчас – на своих ногах ходишь. Силы, наверное, тоже прибавилось! Ну так убивай меня! Чего ты ждешь? – проговорила я сквозь слезы.
Никко погладил меня по голове, вытер ладонями мое мокрое от слез лицо.
– Хочу, чтобы ты знала. На острове Соединения между нами ничего не было. Я бы никогда не смог сделать ничего подобного с тобой. Это противоестественно.
Я посмотрела на него и открыла рот от изумления.
– Зачем же ты заставил меня в это поверить? – воскликнула я, – я до самого дня родов думала, что ты – отец моего будущего ребенка.
– Я хотел стать ближе к тебе. Мне хотелось, чтобы ты думала обо мне, пусть даже со злостью и отвращением.
Я оттолкнула Никко и вцепилась руками в волосы. Крик мой прозвучал страшно в тишине, которая повисла над озером.
– Я не кукла! Я живой человек! Вы тут по очереди мучаете меня, издеваетесь… Теперь вот еще и ребенка моего погубили.
– Я тебе теперь кое-что скажу, ты только постарайся успокоиться. Я понимаю, что ты измотана. что у тебя нервы на пределе, но все же… Может быть, тебе станет легче жить, если ты узнаешь об этом.
Я подняла голову и внимательно посмотрела на Никко. Он наклонился ко мне, лицо его смягчилось, на губах заиграла легкая улыбка.
– Твоя дочь не умерла. Она жива.
Я открыла рот, потом закрыла его и снова открыла. Глаза мои округлились сначала от сильного удивления, а потом от радости, которая вмиг наполнила меня. С души будто спал огромный камень, я расправила плечи и задышала полной грудью – впервые за долгое время. Голова закружилась от счастья, я готова была полететь, но крыльев за спиной больше не было, я даже не заметила, как тело мое приняло привычную форму.
– Где она? – прошептала я, дрожа от возбуждения, – Где она, Никко? Принеси ее мне! Она, наверное, голодна, а у меня грудь уже переполнилась молоком!
Никко взглянул на мою грудь, из которой, и вправду, уже сочилось молоко, а потом посмотрел мне в глаза, и мне не понравился его взгляд. Он был полон печали.
– Ты не сможешь забрать ее отсюда, Дана, – медленно проговорил он.
Я задохнулась от возмущения.
– Как это не смогу? Почему?
– Она дитя Лаайниккена. Ты отреклась от нее. Она останется здесь навсегда.
– Я не уйду без нее, – твердо ответила я.
– Тебе придется уйти. Ты не сможешь здесь выжить. Там, за воротами тебя ждет другая, более привычная для тебя жизнь. А о Лаайниккене забудь.
– Нет! – сквозь зубы процедила я.
Лицо Никко напряглось. Он глубоко вздохнул и снова повторил:
– Ты уйдешь отсюда и забудешь навсегда о Лаайниккене.
Я сжала кулаки и закричала:
– Нет! Нет! Нет!
Тогда Никко подошел ко мне и резко схватил за волосы. Я вскрикнула от боли и от неожиданности.
– Я должен убить тебя, Дана. Я обещал матери и Ваармайе, что убью тебя, чтобы ты не доставила нам проблем. Но мне не хочется этого делать, ты была моей любовью и моим другом на протяжении нескольких лет, я дорожу этими воспоминаниями. Обещаю, я позабочусь здесь о твоей дочери.
Никко отпустил меня, и я отшатнулась от него, опустила голову, чувствуя, как из глаз текут слезы и капают под ноги.
– Не будем тянуть время. Пойдем, я провожу тебя до ворот. Все кончено, Дана. Ты выполнила свою миссию. Теперь ты должна покинуть Лаайниккен. Лучше уходи по-хорошему сейчас, другого шанса у тебя не будет.
Он взял меня за руку и повел за собой. Когда мы дошли до ворот, я оглянулась. Поселение спало, кругом было пусто. Тьма плавно и нежно накрывала землю мягким покрывалом. Ночь была ясная, звездная, Луна еще только всходила над лесом, поэтому казалась огромной и огненно красной. Над Священным озером поднимался туман, черные воды были спокойны. Пожалуй, я не видела более красивого озера, чем это. Сердце защемило от красоты здешней природы и от какого-то горького на вкус чувства ностальгии. Я закусила губу от волнения. Сколько же всего я пережила здесь за полтора года! Как будто целая жизнь прошла – промелькнула перед глазами и исчезла, оставив незалатанные дыры в душе.
– Прощай! – сказала Никко и закрыл за мной ворота.
Вот так. Я хотела обрести любовь, но потеряла все. Лаайниккен оказался очень жесток ко мне.
Я долго стояла в нерешительности на одном месте, а потом пошла вперед, мечтая лишь об одном – стереть свою память, выгрызть из нее все то, что случилось со мной в Лаайниккене.
***
Идти надо было еще далеко. Я шла по проторенной колее, босые ноги стерлись в кровь, и каждый шаг вызывал боль. Тело тоже болело – мерзкая Ваармайя сильно покалечила меня. Но больше всего болела грудь – ее распирало от молока. Я пыталась сцеживать его, но его было все больше и больше. Где-то под ребрами тоже болело – это болела душа, оплакивающая расставание с дочерью. А сама я уже даже плакать не могла, слезы иссякли. Хотелось лишь одного – чтобы этот бесконечный ухабистый путь закончился.
Я без сил рухнула на землю и закрыла глаза. Наступивший день был пасмурным и серым, как и моя теперешняя жизнь. Я бы назвала ее беспросветностью, потому что в данную минуту совсем не было сил надеяться на что-то хорошее.
Немного отдохнув, я оторвала от своего платья край подола и обмотала израненные ступни. Идти стало немного полегче. Я нашла между деревьями кривую, но крепкую палку и