Холодные воды Священного озера сдавили мою грудь, крылья намокли, повисли за спиной. Я пыталась найти в воде мою девочку, но ее нигде не было. Айно схватила меня за волосы и, прижавшись горячими губами к уху, начала шептать слова на карельском. Я оттолкнула её, но не успела подняться на ноги, как она уже снова налетела на меня и стала рвать мои крылья, выкрикивая непонятные мне проклятия.
– Твои заклинания, шаманка, на меня не подействуют! – закричала я.
Лицо Айно исказила жуткая гримаса. На помощь ей подоспел Вейкко. Он схватил меня за руки и потащил к берегу. На меня накатила такая злость, что, казалось, я взорвусь от неё, разлечусь на мельчайшие частицы. Вывернувшись, я ударила Вейкко. Не знаю, откуда во мне взялась такая нечеловеческая сила, но мужчина отлетел на берег и кубарем покатился по камням. Я обернулась, схватила Айно за горло и разинула челюсти, намереваясь вцепиться в неё и разорвать в клочья. Шаманка посинела, обмякла и лишь беззвучно открывала рот. Мои зубы стали огромными, я чувствовала себя монстром. Я и была монстром в ту минуту.
– Дана, стой!
Прямо по воде ко мне бежал Някке. Я обернулась к нему и закричала:
– Ааааа! Ненавижу!
От звука моего крика закладывало уши. Някке сморщился от боли и схватился за голову. Я размахнулась и отшвырнула своего бывшего возлюбленного далеко на берег. Он упал на камни, из его головы хлынула кровь. Легко ли убить в сердце любовь? Убить, может быть, и нелегко, а вот превратить её в ненависть, в чёрное разочарование – это вполне реально.
Я развернулась в поисках Айно, которая, воспользовавшись тем, что я отвлеклась, попыталась сбежать в лес. Она убегала от меня по скользким камням, её белое платье промокло и липло к телу. Я должна была остаться в воде, я должна была попытаться найти дочку, которую забрало озеро, я должна была…
Но жажда мести оказалась сильнее меня, и я не смогла с ней справиться. Расправив намокшие крылья, я поднялась в воздух. Я не видела ничего и никого, кроме Айно, убегающей от меня. И когда я повисла над ней огромной чёрной стрекозой, рядом появилась Ваармайя, закрывая Айно своим телом. В руках старуха держала маленький кулек из белой ткани. Я замерла и опустилась на землю. Айно убегала к лесу, но мне было все равно – я не сводила глаз с младенца.
– Она жива? – дрожащим голосом спросила я.
Старуха нахмурилась и кивнула.
– Тогда отдай её мне, – строго сказала я, – отдай мне девочку, и я уйду отсюда.
Ваармайя не отвечала. Она стояла неподвижно, потом обернулась и, увидев, что Айно скрылась в лесу, повернулась ко мне и сделала несколько шагов навстречу. Сердце бешено колотилось в моей груди. Я осторожно взяла ребёнка из рук старухи, но тут же удивилась тому, что девочка очень лёгкая, практически невесомая. Второпях развернув пелёнку, я ахнула – кулек был пуст, вместо ребенка внутри лежало свернутое полотенце.
Не дав мне опомниться, Ваармайя вынула из кармана пузырёк темного стекла и плеснула содержимое мне в лицо. Глаза защипало, кожу обожгло огнем. Я завопила от боли, прижав ладони к лицу. Крылья расправились, и я вновь взмыла в воздух. Когда зрение вернулось ко мне, я увидела Ваармайю – она стояла по колено в воде и, касаясь ладонями водной глади, что-то яростно шептала. Больше никого поблизости не было. Озеро было спокойным и темным, вода была гладкой, словно зеркало. Где-то там, под этой зеркальной поверхностью, покоилась моя дочка. Теперь сомнений не оставалось – она погибла, я не смогла спасти ее.
– Ведьма! Ведьма! – закричала я, – ты поплатишься за все!
Я камнем бросилась вниз, схватила старуху и подняла ее в воздух. Она вдруг стала увеличиваться в размерах и вскоре превратилась в огромную черную птицу. Птица принялась изо всех клевать меня острым клювом, я с трудом отбилась от нее и упала на землю. Крылья были порваны, руки и ноги – изранены, из головы шла кровь. Я опустила голову и закрыла глаза. Полет не удался. “Пусть убивает меня, если ей так хочется,” – безразлично подумала я. Все мои любимые и родные покинули меня, а одиночество пугало безысходностью.
– Я правлю этими землями больше трехсот лет. И вот, какая-то жалкая стрекоза посмела нарушить здешний порядок. Недаром я истребила ваш род! Все стрекозы были такие, как ты – безумные потаскухи! То ли дело пиявцы. Они надежные, сильные, они жизнь отдадут за Лаайниккен.
Голос Ваармайи звучал странно и очень громко. Он доносился не от птицы, кружащей надо мной, он звенел повсюду, как раскаты грома.
– Пиявцы твои, Никко и Някке – трусы и подлецы. Они здесь никто. Они слабы и безответственны. Это вы с Айно их такими сделали. Лаайниккеном правите вы – беспощадные, безжалостные убийцы. Видимо, стрекозы никак не могли смириться с этим, поэтому ты их истребила. Теперь мне все ясно.
Птица снова налетела на меня, я пыталась отбиваться от мощных ударов, закрывая голову руками.
– Я могу убить тебя легко и просто. Но я хочу, чтобы это сделал сам Хранитель.
Ваармайя снова стала самой собой – жуткой старухой с растрепанной седой косицей, лежащей не плече. Она повернулась к озеру и стала петь. Руна была посвящена герою. Этим героем был Хранитель Лаайниккена, дух Священного озера, Никко. Я вспомнила уродца, опирающегося на руки и передвигающегося ползком, вспомнила его кривую шею и перекошенное лицо, вспомнила глаза на выкате и уродливые толстые губы. Возможно, он был героем для Лаайниккена, но для меня, человека, заброшенного сюда против воли, Никко был подонком. Он был для меня ничтожеством, из-за которого погибла моя новорожденная дочка Любовь, которую я успела полюбить так сильно и трепетно, что ни одно чувство к мужчине теперь не сравнится с этой неземной любовью.
Мужчина появился на берегу неожиданно. Пришел и встал лицом к озеру, словно любуясь видом. Сначала я решила, что это Някке, даже хотела окликнуть его, но вовремя остановилась. Он обернулся, и в широкоплечем, статном красавце я едва узнала Никко. Значит, Священное озеро приняло жертву и исцелило его тело. Я прижала ладони к лицу и разрыдалась.
– Оставь нас,