Это мне для общего развития, да? Я, значит, покупаю жемчуга и камеи, а у кого-то даже простейших башмаков нет?
— Госпожа Викторьенн, отпустите Зайца, — попросил Шарло тихо. — Он… дурак. Но он понимает с одного раза, больше не будет. И Хромуля тоже всё видел и больше не будет.
— Как вы думаете, господин граф, мне удастся снять с него своё заклятье? — интересуюсь.
— Куда ж вы денетесь, — ворчит граф. — Снимайте, если готовы.
— Наверное, уже готова, — киваю.
Собираюсь с силами и вытягиваю из оборванца всё, что ещё можно из него взять. И он, освобождённый в противоестественной позе, валится-таки на пол. Правда, тут же поднимается — но только на колени.
— Госпожа, — бормочет еле слышно, — простите, госпожа, не убивайте.
— Убивать пока не буду, — говорю строго, — но если ты хочешь украсть и уйти, то говорю сразу — не выйдет. Зачем пришёл?
— Так того… Шарло работу обещал.
— А зачем вместо работы решил украсть и сбежать? Ну продашь ты зеркало, проешь деньги, а потом? Работа же приносит доход регулярно.
— Ты того, раз не слушал меня ни на грош, когда я говорил, что можно и что нельзя, так проваливай, — говорит Шарло. — И дорогу сюда забудь. А уж тех, кто захочет на тёплое местечко с кормёжкой, я найду.
А я стою, губы скривила да киваю в сторону дверей. Ступай, мол, мил человек, да не оглядывайся.
— Что-то и впрямь ты привёл каких-то неподходящих, — смотрю нехорошо то на одного, то на второго. — Я понимаю, что не все готовы спокойно жить честным трудом, есть такие, кому воровать легче. Ну так и вперёд, чего явились-то?
— Что вы, Викторьенн, как маленькая, — усмехается граф. — Пришли посмотреть, нельзя ли чего-нибудь стащить в богатом доме. И вы ещё, я смотрю, добры — и сами не убили, и де Ренеля не позвали.
— Позвать недолго, — пожимаю плечами. — А я давненько его не видела, и про свои дела не расспрашивала. А тут подкину ему эту замечательную парочку и спрошу — как там расследование продвигается.
Кажется, упоминание Ренеля что-то у кого-то переполнило.
— Ты, гнида, — попёр хромой на Шарло, — зазвал нас сюда, чтобы Ренелю сдать, так? Я ж тебе сейчас, ты ж потом на улицу нос свой поганый высунуть побоишься!
Шарло хотел сплюнуть на пол… взглянул на меня и не стал. Хороший мальчик.
— А ты, Хромуля, будто и не маг, и не слышишь, когда тебе врут, а когда — нет, — сообщил с великолепной презрительной усмешкой. — Госпожа Викторьенн сказала — нужны маги, два, чтобы умели по зеркалу поговорить. Она сама маг и раз обещала, то исполняет. А вы совсем чуйку растеряли, если не поняли!
Оборванцы нерешительно переглянулись. А я взглянула в отнятое зеркало, протёрла платочком стекло, подышала на него…
— Простите меня, дурака, госпожа! — взвыл Заяц. — Не отдавайте Ренелю! Я буду служить, я сделаю всё, что скажете! Я… я… поклянусь!
— И что, впрямь поклянёшься? — я отчётливо не верю. — Или ты не знаешь, что бывает с магами, которые нарушают клятвы, потому и готов легко поклясться?
— Зна-а-аю, знаю, госпожа! Сдохну в канаве раньше срока, без благословения, без отпущения грехов, и даже не похоронят по-людски!
— А тебе что за дело, когда ты сдохнешь? Неужели не успел достаточно наворовать? Или что там ещё у тебя есть такое, что жить дальше нужно? — я вспомнила себя, ослабевшую и беспомощную, сначала в онкоцентре, потом в хосписе.
Были у меня дела? Наверное, были…
— Да… да дети у меня, двое, малы ещё. Пока ни один не воровал, оба честные парни! Куда они без меня? Тоже пойдут, как и я, по кривой дорожке. А так я ж не даю пока!
— И что, дети тоже маги? — интересуюсь, потому как — а вдруг?
— Оба, госпожа, — уныло вздыхает Заяц. — А магам труднее, чем простецам, магов все хотят, и кто ворует, и кто путников на тракте грабит, и кто зубы заговаривает и ему сами деньги отдают!
— А кто учит твоих сыновей? — продолжаю спрашивать сурово и строго.
— Да никто не учит, я помаленьку, мать-то их давно всемогущий прибрал, она и не видит, что с нами всеми стало!
— И что же, ради лучшей жизни для сыновей хочешь пойти на службу? И делать, что скажу? И не воровать?
— Хочу, — вздыхает тот.
А я вижу, что сейчас, в моменте, он и впрямь хочет. Не знаю, удержит ли клятва, но… Отчего бы не попробовать?
— Годится, — киваю. — Клянись.
— Только, Викторьенн, не забудьте о настоящем имени, — тихо говорит граф.
— Понимаю, — киваю снова. — Клянись, и — сам видишь, клятва требует настоящего имени.
— Я, Антуан Лаказ, клянусь не вредить никак госпоже Викторьенн, и исполнять всё, что она скажет, — бормочет он.
Вот так, Заяц Антуан, значит.
— И не вредить её дому, и её имуществу, и её людям, — добавляю я.
— И не вредить её дому, и её имуществу, и её людям, — соглашается он.
А я смотрю на второго. Господин граф освобождает его, и он быстро перемещается к нам.
— А ты куда пойдёшь? На все четыре стороны, к господину Ренелю… или ещё куда?
Хромуля хмурится.
— А что, я хуже Зайца, раз вы ему позволили поклясться, а меня — к проклятому Ренелю?
— У Зайца, как мы узнали, есть причины жить честно. И причин тех целых две, и ради них он готов попробовать, — пожимаю плечами.
— Так и у меня есть. Камилла, кровиночка моя, — вздыхает, опускает голову.
— Дочка?
— Дочка.
— Тоже, что ли, маг? — интересуюсь осторожно.
— Есть немного, — кивает он.
— И что, ради дочки готов? Или ради сытой жизни? Или всё одно будешь в лес смотреть, как тот волк, даже если поклянёшься?
— Если поклянусь, буду исполнять, — он поднял голову.
Взгляд светлых глаз словно бритвой резал, но — я выдержала. Не знаю, что