Очевидно, здесь другие стандарты, поняла я через некоторое время. И вообще всё другое. И будет ли работать мой жизненный опыт — пока неясно.
Первое и главное — о да, я выздоравливала. Это позабытое восхитительное ощущение наполняло меня, не побоюсь громкого слова, счастьем — постепенно, по небольшому шагу, но — с каждым днём немножечко больше. И если в момент пробуждения мне было сложно даже шевелить глазами, не только говорить, то через неделю я уже довольно уверенно вставала с постели и ходила — по трём моим личным комнатам, ела не только бульоны, но и какие-то тушёные овощи, довольно безвкусные, запивала это травяными отварами от здешнего врача, и разговаривала.
Разговаривать было необходимо — как иначе понять, кто я, где я и что вообще происходит? Ещё неплохо получалось слушать, и здесь мне на руку оказался тот факт, что я, а точнее — то тело, в котором я очутилась, долго лежало без сознания и без движения. Слуги привыкли болтать, а слуг в доме оказалось как-то нездраво много. Ну то есть это с моей точки зрения много, а здесь все привыкли. И сами слуги — что их тут кормят и одевают за какую-то работу, и те, кого они обслуживали — что слуги есть. И вот как раз от слуг-то я и получила самую полезную информацию о том, кто и что.
При мне всё время находилась служанка — одна или две. Я даже выучила, что первую зовут Мари, а вторую Жанна, и обе они имели отношение непосредственно к Викторьенн де ла Шуэтт, так меня называли. Обеих устраивала должность и обязанности, и обе оказались весьма и весьма заинтересованы в том, чтобы я поднялась на ноги, да поскорее. И они преотличнейшим образом болтали между собой, если думали, что я сплю — обо всём, что происходило в доме, а я черпала из их болтовни полезные сведения. Мне довольно легко удавалось притворяться спящей, а что ещё делать прислуге, если хозяйка спит, ничего не просит, а чтобы никто другой тоже ничего не попросил, лучше всего скрываться именно в хозяйкиной спальне.
В итоге я так или иначе узнала то, что знали к тому моменту все.
Шестнадцатилетнюю сироту, воспитывавшуюся в монастырском пансионе, шесть лет назад взял в жёны Гаспар де ла Шуэтт. К тому моменту ему уже стукнуло сорок четыре, он похоронил трёх жён, но наследника не смог породить ни с одной. Поэтому когда он увидел эту самую Викторьенн, и узнал, что давно покойные родители оставили ей заметную сумму денег и немного земли, то сразу же обратился к настоятельнице монастыря, опекунше Викторьенн, с предложением о браке. Мать Урсула, кажется, не имела других предложений для подопечной, и сразу же согласилась. Викторьенн стала госпожой де ла Шуэтт и прожила в браке те самые шесть лет, однако тоже не родила супругу ни сына, ни дочери. Господин де ла Шуэтт сначала беспокоился, после злился, приглашал к Викторьенн новомодных докторов и целителей — я пока не смогла уловить разницу между этими понятиями, но, судя по всему, разница была. Так вот и доктора, и целители хором говорили, что Викторьенн здорова, и очевидно, господину Гаспару следует получше стараться — наследник и появится.
Вопрос о наследнике был совсем не праздным, потому что наследовать было что. Господину Гаспару принадлежали изрядные владения на юге и юго-западе Франкии — и не просто так земля, а виноградники и серебряные рудники. Всё это работало, как часы, и приносило доходы, которые господин Гаспар не проедал и не прогуливал, а вкладывал в дело.
Мне даже показалось, что это какое-то не вполне дворянское поведение — не проматывать, а преумножать. И я поняла, откуда оно взялось — господин Гаспар был дворянином всего-то в третьем поколении. Его дед получил дворянство, когда помог кому-то из принцев с деньгами, и тот подписал ему патент. Старший господин де ла Шуэтт сразу же воспользовался привилегиями нового сословия и купил всё то, что раньше арендовал, а продавцы и рады были, как гласила легенда. Сын и внук продолжили дело с почти неприличным для дворян рвением, более того, та же самая легенда гласила, что ещё прадед господина Гаспара был еретиком-протестантом, был воспитан в традиции «молись, работай, довольствуйся малым», и эти представления о правильном поистёрлись за годы, но не исчезли совсем.
Так что господин Гаспар был богат, но оставить свои богатства сыну он никак не мог — потому что не случилось того сына, даже внебрачного.
О внебрачных связях господина Гаспара не говорили ничего. Я бы удивилась, если бы их не было совсем, но если он был женат на своих владениях, то где уж там место любовницам! Тем более, любовники нужны расточительные и щедрые, а господин Гаспар по единодушному мнению всех, кто говорил о нём, был изрядно прижимист.
И вот этот во всех отношениях достойный человек однажды отправился из столицы на юг, в те самые владения, чтобы лично надзирать за порядком в них, и взял с собой супругу, по словам доверенного целителя — наконец-то беременную. Однако, незадолго до Массилии, конечной цели их путешествия, на отряд напали. Господина Гаспара застрелили на месте, госпожа Викторьенн получила по голове, осталась жива, но две недели находилась между жизнью и смертью — никто не мог сказать, очнётся ли она, даже целитель господин Валеран, состоявший в штате её супруга.
Она очнулась… только это уже была не Викторьенн, но я. И первое, что сказал мне господин Валеран на следующий день после моего пробуждения, должно было ввергнуть меня обратно, не меньше, так он боялся.
— Госпожа Викторьенн, вы должны это знать. Вы потеряли ребёнка после нападения.
Я не ожидала такой информации, потому что в тот момент ещё не знала о всех заморочках с наследником. И не поняла, как должна реагировать. Дома-то у меня даже беременности ни разу не случилось, нет опыта. Поэтому я просто вздохнула и закрыла глаза.
— Правильно, поспите, станет легче, — господин Валеран пожал мою руку.
А Мари с Жанной потом шептались, что у госпожи просто нет сил плакать, вот она и молчит. Потому что была бы она в тягости — то её права