Дачу я просто продала поскорее, и всё. Чуть снизила цену. Сергеев со своей нимфой гулял по Таиланду, если и узнал — то уже потом.
И я нашла человека, который искал хорошую дорогую квартиру, и которому не горел переезд. И мы договорились. Я объяснила, что после моей смерти ему эту квартиру не факт, что продадут. Поэтому нужно успевать. А я готова сделать некоторую скидку от рыночной цены.
Сделка произошла, и в договоре было указано — в собственность только после смерти продавца, то есть меня, Мирошниковой Виктории Владимировны. А пока… вот так.
Счёт, с которого списывается коммуналка. Счёт, с которого оплачивается лечение и все медицинские манипуляции. И у меня ещё осталось на жизнь, осталось, да.
Этот год я прожила, как хотела и могла. Пока были силы — путешествовала. Не отказывала себе ни в чём, что могло меня хоть как-то порадовать. Пока могла — ходила на концерты и спектакли, наняла отменно готовившую домработницу, да даже двое мужчин у меня были, не разом, конечно, но последовательно. Бросала их сама, первого — когда случилось ухудшение, второго — незадолго до того, как попала в больницу уже окончательно.
А то немногое, что оставалось на счетах, я последним своим распоряжением перевела в фонд, занимающийся помощью детям с таким же диагнозом, как и у меня.
Сергеев не трогал меня и не подавал на развод, ни через Госуслуги, ни как-то ещё, видимо, надеялся, что я слишком больна, ничего не предприму, и моя доля имущества просто упадёт к нему в руки, как единственному наследнику. А может быть, и узнал, но — как и я, уже не смог ничего сделать.
И я даже немного работала в этот год. Вообще я журналистка, и последние десять лет вела популярное ток-шоу. Я могу разузнать о человеке всё, придумать вопросы и правильно их задать. И это выходило интересно, потому что — острые темы, тёмные пятна, человеческое любопытство к частной жизни. Так вот сначала я ещё выходила в студию сама, потом консультировала тех ребят, которые пытались подхватить. Но так, как у меня, уже не вышло, и программу закрыли.
* * *
… — Добрый день, вас приветствует Виктория Мирошникова и программа «Поговорим», сегодня нашим гостем будет…
Я смотрела на этого человека… и никак не понимала, как я должна его представить. Я забыла имя? Да со мной никогда такого не случалось, такого просто не может быть!
Он вроде бы выглядел нормальным, но почему-то из его головы торчали звериные уши. Такие, очень настоящие, и шерстью покрытые. Я не могла определить, от какого зверя это уши.
— Госпожа Виктория, вам сейчас не нужно этого делать.
— Как не нужно? Постойте, я что ли не в студии? А где я?
— Это… непростой вопрос, где вы. Я думаю, вы найдёте ответ. Вы там, где будете весьма необходимы.
— Я была необходима дома!
— Кому? Ваш супруг предпочёл вам другую, вашу программу закрыли, ваших родителей нет в живых, ваши дети не родились.
— Это всё болезнь!
— Верно, болезнь. Но теперь вы получите отменное здоровье, изрядное богатство и магическую силу. И я думаю, справитесь. Вы видитесь мне изумительной женщиной, вы не сдаётесь и побеждаете даже там, где это, казалось бы, невозможно.
— Я люблю побеждать, это верно. Но я не смогла победить болезнь.
— Зато смогли привлечь внимание вашей стойкостью к невзгодам. Вам понадобится.
— Постойте, для чего мне это понадобится?
Вообще я думала, что мне уже не понадобится ничего. И распоряжений по поводу похорон не оставляла, потому что мне это сейчас безразлично.
— Для того, чтобы жить долго, и вероятно, счастливо.
— Да ладно, не вышло ж уже? Ни долго, ни счастливо?
— Ещё выйдет, главное — не упускайте свои шансы. Но вы не из тех, кто упускает, вы справитесь. Удачи, Виктория, удачи в новой жизни!
Ушастый помахал мне, подмигнул и померк. И всё вокруг тоже померкло.
* * *
Я открываю глаза и вижу миленькую комнату — кровать с пологом, шёлковые обои, окно распахнуто куда-то… в весну или лето, там тепло. Пахнет нагретыми растениями, какими-то такими, каких дома я не встречала отродясь.
Кажется, мне подарили второй шанс. За что? Или не за что, а просто так? Но вся моя предыдущая… первая?.. в общем, жизнь меня научила, что бесплатный сыр только в мышеловке, а если всё хорошо, то ищи подвох.
И в чём же здесь подвох?
Меня называли каким-то мудрёным именем, я не запомнила. Но наверное, если я тут лежала неподвижно две недели, то некоторая потеря памяти будет логична и не вызовет изумления?
В комнате никого, куда они все делись-то? Пафосный врач, злая женщина, которая… которая до последнего надеялась, что я не очнусь, вот, сама не знаю, откуда я это поняла. А я, значит, очнулась.
Где-то сбоку открывается дверь — я ощущаю поток воздуха — и в комнату забегает… девушка? Стройная невысокая брюнетка, мне кажется — ей чуть за двадцать, и она очень встревожена.
— Викторьенн, — тихо говорит она. — Ты очнулась? Ты в самом деле очнулась, это не сказки?
— Я… очнулась, — слова, даже негромкие, пока ещё даются мне с трудом.
— Это хорошо, — быстро говорит девушка и улыбается. — Значит, кто-то сможет дать отпор Эдмонде, а то она уже решила забрать всё себе! Она так и говорила — Викторьенн никогда не очнётся, и наконец-то мой мальчик получит всё, что ему положено!
О, здесь тоже какие-то имущественные дрязги? Кто-то решил, что раз у меня получилось оставить с носом одного бывшего мужа, то я справлюсь и со всякими другими подлецами?
— Я, прямо сказать, даже и не знаю, — вздыхаю.
Кто она мне — друг? Враг? Союзник? Или же нет?
— Тереза, где ты? — слышится голос, тот самый, что уже знаком мне.
— Я у Викторьенн, она очнулась! Я посижу с ней!
— Тереза, у тебя нет других дел? — грозно спрашивает дама.
— Эдмонда, раз Викторьенн очнулась — она глава нашей семьи. Я жду её распоряжений, и тебе советую делать то же самое, — с хорошо ощутимым мстительным удовольствием говорит Тереза.
Всё-таки союзница? Ну, поглядим. Здравствуй, новая жизнь.
1. Кто такая Викторьенн
Я дала себе неделю — на адаптацию и выздоровление. Ну как, в нашей больнице, если у