Так я узнала об истории с наследством. Точнее, о претензиях на то наследство.
Господин Гаспар уродился единственным сыном, но у него имелись две сестры. Обе младшие, и обе в настоящий момент вдовые. Обе сейчас жили в том же самом доме — в отличном, как я поняла, квартале той самой Массилии, куда ехали, да не вполне доехали.
Старшая из них, Эдмонда, вдовая баронесса Клион-сюр-Экс, и её сын Симон, нынешний барон.
И младшая, Тереза де Тье, её супруг не имел никакого титула, и земли почти не имел, но его отец чем-то помог господину Гаспару, и господин Гаспар отдал за сына компаньона самую младшую сестру. Эта сестра родилась от второго брака отца господина Гаспара и была ровесницей Викторьенн, более того, они с Викторьенн вместе воспитывались в монастырском пансионе, и дружили с тех самых пор. Так вот, супруг Терезы вскоре после свадьбы отбыл куда-то в армию, и там через полгода умер, причём даже не в бою и не от раны, а от какой-то, судя по всему, кишечной инфекции, которая возникла от общей антисанитарии военного лагеря. Юная вдова быстренько вернулась в дом брата, где и осталась доверенной компаньонкой своей близкой подруги Викторьенн. Впрочем, периодически брат пытался подобрать для Терезы нового мужа, но ни одного варианта пока так и не сложилось, господина Гаспара всё время что-то не устраивало. Тереза же не стремилась снова замуж, её, судя по болтовне слуг, как раз устраивало всё. Оставшееся от мужа поместье приносило какой-то небольшой доход, но у брата, судя по всему, жилось сытнее и лучше.
И после безвременной кончины того брата госпожа Эдмонда заявила права на оставшееся после него наследство — на том основании, что её сын наполовину де ла Шуэтт, и он мужчина, и следовательно — должен получить всё.
Правда, я сначала не понимала — раз этот самый Симон сын барона, то у него ж должно быть баронство и замок и что там ещё? Но после очередного скандала где-то там, снаружи, куда я пока не могла выбраться, и где решали, кто будет командовать домом и всем прочим, Мари быстро просветила меня. То есть, сообщила Жанне, которая была при мне и не могла выйти и послушать, хоть ей и хотелось.
— Баронесса-то наша совсем в раж вошла. Орёт, ничего не стесняется и швыряется подносами в господина Фабиана.
Я уже знала, что господин Фабиан — это управляющий, правая рука покойного господина Гаспара.
— И что ей снова не так? Кормят, поят, из дома не гонят, ни её, ни господина Симона.
— Вот и жаль, что не гонят, эх, некому. Уж господин Симон-то мог бы куда-нибудь податься. Другие вон кто при дворе, кто в армии! Но не наш этот…
— Вот и шёл бы служить.
— Ну что ты, не пойдёт он в армию. Он воевать не хочет. А на придворную жизнь кто ему деньги-то даст? Сказали, завещание огласят, когда госпожа Викторьенн на ноги встанет, спаси её господи, поскорее бы. Она, конечно, не сможет урезонить госпожу баронессу и господина Симона, но господин Фабиан-то тогда поборется! А господин Симон же решил, что он здесь хозяин, вот и требует то редкостной дичи, то заморских сладостей, то дорогих вин! И всех служанок перелапал уже, хорошо хоть сюда носа не кажет!
— Ехал бы в своё имение и там сидел!
— Куда там в имение, в нём, говорят, крыша течёт и мыши пол прогрызли, — фыркнула Мари. — Баронесса-то отчего здесь? Да оттого, что у господина Гаспара в делах всегда был порядок, все сыты и присмотрены, и все при деле. А она ж любимая сестра, вот он ей и не отказывал. Хотя и говорил, что господину Симону нужно на службу. А она просила составить ему протекцию при дворе, но он не соглашался. Говорил — жить нужно по средствам, а раз все средства промотаны — так и не надеяться, что кто-то позаботится.
Оказалось, что помянутый барон, покойный супруг госпожи Эдмонды, был богат главным образом древностью рода, но никак не деньгами, и долго фыркал, что госпожа Эдмонда ему не ровня. Но взял её в жёны, потому что господин Гаспар свято выполнил волю своего покойного отца и не пожалел приданого. Правда, это приданое быстро истаяло — придворная жизнь стоит дорого. Владения оказались заложены, и господин Гаспар отказался их выкупать — мол, вырастет Симон, пойдёт служить, и поправит свои дела. Но Симон служить не желал, а желал, чтобы кто-то оплачивал его хотелки, так я поняла.
И матушка Симона, госпожа Эдмонда, уже настроилась, что получит всё для сына, а тут — неожиданно я. То есть для неё-то Викторьенн, но — судя по всему, за серьёзного противника она Викторьенн не держала.
Она даже пришла ко мне — я уже садилась на постели и пару раз встала, но пока ещё не могла долго находиться на ногах — голова кружилась. Глянула злобно и сказала:
— Ты не думай, что разбогатела! Как была нищей сиротой, так ею и останешься!
— Положим, не нищей, — приданое у Викторьенн было, иначе Гаспар бы на неё и не поглядел, как я думаю. — А остаться сиротой — дело недолгое. Смотрите, как бы вашему Симону сиротой не остаться, от такой злости недолго концы отдать, — проговорила я негромко — сил пока не было, но уверенно. — Тогда ему придётся немедленно покинуть этот дом и жить у себя.
— Выдумала тоже, у себя! Не бывать этому! — прошипела Эдмонда, и ушла, метя пол юбками и громко хлопнув дверью.
— Не огорчайтесь, госпожа Викторьенн, — Мари поправила мне подушку. — Господин Фабиан будет за того, кто назван в завещании, а это будете вы, вот увидите. И поверенный господин Тиссо — он тоже проследит за исполнением воли господина Гаспара.
— А когда… огласят завещание?
— Как только вы встанете и сможете выйти и послушать, господин Тиссо так сказал. А пока госпожа баронесса бегает по городу и ищет, кто бы за них с господином Симоном заступился в случае разбирательства. Обещает деньги из наследства, если дело выгорит.
Значит, нужно поскорее подниматься на ноги, так?
2. Я поднимаюсь на ноги
Что же, на ноги я рано или поздно поднялась.
Когда целитель