И здесь уже во время допроса один из троих раскололся, что нанял их господин Курби, младший господин Курби, он очень хотел отомстить женщине-выскочке, вот и нанял. Более того, оказалось, что это вовсе и не оборванец, а один из ближних к Курби людей, и когда его встряхнули хорошенько, то он сознался — в прошлый раз, ещё при господине Гаспаре, тоже поджогом руководил он.
А дальше капитан Пьерси как-то быстро и ловко поговорил с оставшимся в городе заместителем господина де Ренеля, и всех поджигателей во главе с ближним человеком Курби переместили в городскую тюрьму, а самого Курби пригласили побеседовать.
Он явился в ратушу, где было рабочее место де Ренеля, а сейчас его заместителя Рибо, улыбался открыто, здоровался вежливо, и со мной тоже, да.
— Госпожа де ла Шуэтт, я рад видеть вас. И особенно рад видеть в добром здравии.
— А отчего бы мне не быть в добром здравии, господин Курби? — усмехнулась я. — Вы и лично мне угрожать собираетесь, не только постройкам и деревьям?
— Да господь с вами, госпожа де ла Шуэтт, какие там постройки и деревья! Ложь и клевета.
Ну да, ну да, в прошлый раз, по словам господина Фабиана, концов не нашли, а сам старший Курби признался через месяц, что это был он. Магов у них не было, вот.
А теперь маги были, и предварительный допрос прошёл быстро. Виновные сознались, все, и при том присутствовали и господин Рибо, и капитан де Пьерси, и мы все тоже, ясное дело.
— И что же, госпожа де ла Шуэтт, вы желаете наказания для этих людей? — спросил господин Рибо.
— Желаю, — кивнула я. — Чтоб знали, кому служить и за что браться. Ничего личного, просто — так нельзя, верно ведь? Сейчас они попытались навредить моему имуществу, а дальше подвернётся кто-то ещё, они решат, что всё можно, и что мы тогда будем делать?
Виновные сознались, и поскольку особого ущерба и жертв не было, то их всех решили попросту высечь. Правда, своего ближнего человека Пьер Курби выкупил. Остальным, кажется, было не впервой.
Далее оставался вопрос между нами — мной и означенным господином Курби. Нового судьи пока не назначили, господин Рибо имел полномочия решать подобные вопросы, и приговорил того к штрафу в мою пользу.
— Что ж вы так сурово, госпожа де ла Шуэтт, — сказал мне Курби, когда мы разом с ним оказались на крыльце ратуши.
— Это значит, если я приду жечь ваш склад, вы будете милостивы и добры? — поинтересовалась я. — Запомню на всякий случай.
— Не нужно приходить жечь склад, — покачал он головой. — Я возмещу вам ущерб.
— И что же, больше не будете искать слабых мест в моей обороне? — подняла я бровь.
— Не могу обещать, — и улыбается-то сладко-сладко, скотина.
— Тогда ведь и я могу попробовать, а я, на минуточку, маг, у меня больше возможностей, — и я тоже умею сладко улыбаться.
— Но вы не единственный маг в мире, — припечатал он и направился к своему экипажу.
Правда, на следующий день слуги, ходившие на рынок, принесли слух о том, что в доме Курби случился грандиозный скандал — якобы глава семейства, прикованный к постели, но остававшийся в здравом уме и трезвой памяти, ругательски ругал сына за то, что полез, куда не следовало, и делал совсем не то, что нужно было делать. Меня немного насторожила формулировка — а что же со мной тогда нужно было делать? — но я отложила это до какого-нибудь будущего, успею ещё обдумать.
Но самое прекрасное случилось на следующий день.
Мы с господином Фабианом проверяли отчёты о руднике за последний год, когда мне доложили, что явился господин Брассье и просит его принять. Я велела проводить гостя к нам.
— Доброго вам дня, госпожа де ла Шуэтт, и вам, господин Фабиан, — важно произнёс он, усаживаясь. — Знаете, я посмотрел, как вы взялись за дело, и как за Курби взялись, тоже посмотрел. Давайте заключать перемирие.
О как. Мы с господином Фабианом переглянулись — неужели?
И я видела — он искренен. Да, он в самом деле сейчас хочет договориться со мной.
— На веки вечные, что ли? — недоверчиво спросила я.
— Кто же знает, что случится за веки вечные, — усмехнулся он, — хотя бы пока урожай не соберём. А может быть, и до весны.
А я подумала, что худой мир всяко лучше доброй ссоры, и согласилась.
— Хорошо, господин Брассье. Я согласна. Готовы дать обещание?
— Я не маг, что вам в моих обещаниях? — нахмурился он.
— Но вы дадите своё обещание магу, — ласково улыбнулась я. — И кто ж знает, что будет, если вздумаете нарушить?
— Может, что и будет, — согласился он, подумав. — Будь по-вашему, и я, Луи Брассье, обещаю не предпринимать против вас ничего… до весны. До первого дня весны, — поправился он с улыбкой.
— Принимаю, и тоже обещаю, — кивнула я.
Не уточнила, что именно обещаю. Заметил ли он? Если и заметил, то не сказал ничего.
А я подумала, что могу показать свою доброту и расположение, и пригласила его на обед. Не знаю, что там будет весной, но… поглядим. Вдруг и вправду сумеем жить мирно?
45. Наливное яблочко на серебряном блюдечке
Я ехала к ювелиру господину Клементелю, и не сказала Терезе, куда я еду, потому что мне не хотелось сегодня брать её с собой. Вот если получится моя задумка, то расскажу, и покажу, и для неё тоже сделаем, вторым номером. Если удастся первый, конечно.
На коленях у меня стояла шкатулка с тремя серебряными слитками, подаренная на руднике. И я хотела предложить господину ювелиру выполнить для меня заказ, а если выйдет — то и сотрудничество. Может быть, нужно было предупредить, что я приеду, но… положусь на удачу, вдруг он будет свободен, сможет выслушать и поймёт, что я от него хочу?
Ехать было недалеко, я подхватила свою шкатулку и вышла, и велела кучеру меня ждать, и вошла внутрь. Мне уже рассказали, что отец господина Клементеля держит ювелирную лавку в столице, и как раз оттуда наш мастер взял эти представления об убранстве — помещение для ожидания